Сверкающие огнем глаза бегали туда-сюда в полном недоумении и растерянности. На секунду Маркусу показалось, что он действительно раскусил её дерьмовую актерскую игру. Но когда девчонка с силой ударила свободной рукой его в грудь и очередная попытка вырваться из крепкой хватки обвенчалась успехом, она гордо тряхнула головой и посмотрела на него, как на опасное насекомое.
– Да как ты смеешь называть меня так? Как ты смеешь прикасаться ко мне?! Вы все одинаковые, в вас нет абсолютно никаких отличий! Мерзкие, самовлюбленные, грубые и… – Внезапно, девчонка замолчала. Нахмурившись, она опустила взгляд, как будто в эту минуту ей открывалось что-то невиданное, чему она никак не могла поверить. – Двоюродному брату?
Маркус усмехнулся, расставив ноги на ширине плеч. Он скрестил руки на груди и с дерзостью в голосе сказал:
– Ты плохая актриса. А своему недоделанному благодетелю передай, что он как обычно с треском облажался.
Он развернулся, намереваясь вернуться в кресло.
– Еще один Ротман… – пробубнила она себе под нос.
Маркус остановился и со смешком бросил через плечо:
– Полагаю, ты знаешь, где его кабинет. Посмеешь еще раз сказать мне хоть одну грубость – и не сомневайся, вылетишь отсюда, как пробка. Какой бы незаменимой ты не была.
Он подошел к креслу и отодвинул его. Маркус был доволен собой, ибо с дурацким пари покончено. Надо будет забежать к Леону и насладиться его исказившейся от сокрушения физиономией.
– Ничтожество.
Она произнесла это слово по слогам, очень медленно, как будто каждый звук доставлял ей неслыханное удовольствие. Маркус потемнел. Его желваки на скулах заплясали.
– Повтори? – прорычал он, словно лев перед прыжком.
Девчонка вскинула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.
– Ничтожество. Ты – ничтожество.
– Собирай свои вещи! – взорвался Маркус, махнув рукой к выходу. – Убирайся отсюда! Ты здесь больше не работаешь! И даже не надейся на превосходные рекомендации!
Стефания молча наблюдала за ним. Будь он проклят, если в этом её многослойном взгляде не было тусклого отблеска огорчения, которое он всё чаще замечал в глазах матери. Неужели расстроилась? Неужели его слова задели её? Уж лучше бы эта девица наорала на него в ответ, чем вот так молча стояла перед ним и опускала свои глаза всё ниже и ниже, пока те не уткнулись в пол.
Неспешно развернувшись, она направилась к двери, как будто волоча за собой тяжелый мешок неприятностей. Стук её каблуков отскакивал от стен, отдаваясь в голове Маркуса неприятной болью. Господи, вот они с Леоном, наверное, повеселились, когда она рассказала ему о вчерашнем поцелуе. Небось ему страшно хотелось подколоть Маркуса в лифте, да вот только это выдало бы их сговор с этой…
– Почему ты не зашла в лифт? – спросил Маркус громко, когда её рука коснулась дверной ручки.
Её задетый взгляд не давал ему покоя. Что-то в этой девчонке заставляло его испытывать необъяснимую надежду на отсутствие у неё какой бы то ни было связи с Леоном. Дерзкая, прямолинейная, не способная держать язык за зубами, эта девица не могла не привлечь к себе его внимание. Он хоть и был в бешенстве от её несносного и отвратительного поведения, но всё же не мог перестать испытывать тайное даже от самого себя наслаждение при воспоминании её губ.
«Всего лишь поцелуй! Таких было и будет тысячи!» – фыркнул он мысленно. А вслух, всё же, сказал:
– Боялась, что оказавшись рядом с ним, я вас тут же разоблачу?
Конечно, будучи в сговоре с Леоном, она бы ни за что не отдалась Маркусу, приближая его к неминуемому поражению. Не зря же Леон всех уверяет в этом.
– Однажды этот ублюдок набросился на меня в лифте, как какое-то животное. С тех пор я не захожу в кабину, если в ней только мужчины. В особенности он. Я не знала, что это твой брат, понятия не имела, что он – очередной Ротман, – с пренебрежением сказала она. – Теперь это всё объясняет. Вы с ним – два сапога пара. Я лучше сдохну, чем стану
Тихонько закрыв за собой дверь, она покинула кабинет, оставив Маркуса наедине с давно позабытым чувством раскаяния.
Глава 9
Единственное, что имело значение – внушительная сумма на её банковском счете. Сожаление, злость и обиду нужно оставить в стороне, переступить через собственные чувства и сделать так, как она и планировала. Это же Ротман! Он может говорить всё, что угодно, творить, что пожелает и унижать, если в том будет надобность. Она сама приняла такое решение пару недель назад и теперь, когда первые пятьсот тысяч соблазнительно глядели на неё с экрана сотового телефона, Стефания всё упрямее внушала себе, что ей абсолютно не за чем принимать каждое гадкое слово возможно будущего мужа близко к сердцу.
Ключевое слово – возможно.