Подземелье ведьм

— А Ирка? — вырвалось у меня.

— Какая еще Ирка? — удивился спонсор. Не знал он никакой Ирки. Да и если бы знал — какое ему дело? — Мы рубим сук, на котором сидим, — сказал спонсор.

Я понимал, что он разговаривает со мной только потому, что других собеседников у него не было. Он мог бы говорить и со стулом.

В дверь без стука вошла повариха и принесла миску с похлебкой для меня и большую кастрюлю для спонсора.

Тот отпустил повариху, достал из ниши в стене ложку — такой я так и не научился управляться. А спонсоры только такими и едят.

Мне ложки не досталось — как всегда, забыли, но я не стал просить. В конце концов, в любимцах я научился хлебать из миски.

— А если будет инспекция? С чего вы решили, что инспекция будет дружественная? У Федерации давнишний зуб на наши методы.

То, что он говорил, уплетая свой суп, куда более вкусный, чем похлебка, которой они здесь кормят любимцев, было для меня полной абракадаброй. Я не знал, что такое инспекция и почему она может быть недружественной.

— Эгоизм, а тем более групповой эгоизм, — поучал меня спонсор, — может роковым образом сказаться на развитии всей цивилизации. Нельзя же только брать и ничего не давать взамен. И я неоднократно уже поднимал этот вопрос на региональном совете. Тот факт, что Рейкино находится в плачевном положении и требует отселения… еще не аргумент для ликвидации иной расы. Ты согласен?

Вопрос застал меня врасплох. Но я счел за лучшее согласиться и задать вопрос, чтобы показать, как хорошо и внимательно я слушал господина спонсора:

— А что такое Рейкино?

— Рейкино — это мой дом, — сказал спонсор. — Это планета, которая старается отделаться от своих сыновей.

— Понимаю, — сказал я.

— К счастью, ты ничего не понимаешь и поэтому пока остаешься в живых.

— Скажите, пожалуйста, — я решил показать, что тоже неглуп, — а что было на Земле, пока вы не прилетели?

— Наверное, тебе еще вдалбливали, что мы — братья по разуму?

— Вы опустились на тарелочках и помогли нам очистить реки и воздух. Иначе бы мы все погубили.

— Кто вас знает, — сказал спонсор рассеянно, — может, и выжили бы. Вы слишком живучие.

— Значит, вы не братья по разуму?

— Братья, братья, — сказал спонсор. — Но от этого никому не легче. Когда сталкиваются два вида живых существ, которым положено разделить между собой экологическую нишу, один из видов обречен на уничтожение. Не потому, что он хуже, а потому, что слабее. Ласковый бред о помощи и заботе — это, прости, пустые слова для простаков вроде тебя.

— Значит, вы прилетели не для того, чтобы нас спасать?

— Официально, для Федерации, мы вам помогаем. Но сомневаюсь, что хоть кого-нибудь мы обманули. У кого есть глаза, тот может увидеть, что мы живем здесь, потому что наша планета перенаселена и нам нужно жизненное пространство. Сами низведя свой дом до ничтожества, мы нуждаемся в ваших полезных ископаемых и иных товарах — не для того, чтобы делиться с вами, а чтобы их увезти. И чем больше мы укрепляемся здесь, тем меньше вы нам нужны.

— А почему вы нас с самого начала не убили?

— Разумный вопрос. — Спонсор отодвинул кастрюлю с похлебкой и откинулся в своем кресле. — Но для того, чтобы заняться всерьез поголовным уничтожением людей, нам пришлось бы слишком очевидно и натужно охотиться за вами, как за тараканами. Вы же страшно живучие. У нас для этого не было ни сил, ни возможностей. Разумнее позволить вам вымереть самим по себе.

— И вы об этом так спокойно говорите? — Я рассердился на эту бесчувственную тушу.

— А почему я должен переживать? Когда вы строите в лесу дом, вас не волнует судьба птиц, которые жили на ветвях срубленных деревьев, или жучков, которые питались их листьями.

— Разве можно сравнивать? Мы же разумные!

— Где начинается разум? У нас больше вашего опыт общения с существами различных миров. И я утверждаю: граница между разумом и неразумностью еще не определена. Вы же, люди, скорее всего неразумны. У нас бытует такое мнение. — Он был весь — знак улыбки.

— А если я не соглашусь?

— Кто будет тебя спрашивать, любимец?

— Я убил одного из вас!

— Ах ты, мерзавец! — Тяжелая лапа опустилась мне на голову, и спонсор резко, чуть не оторвав ее, поднял меня за волосы. От боли из глаз у меня полились слезы. Но спонсор не думал о том, что мне больно. — Ты противен и кажешься опасным, — продолжал он. — Лишь любопытство заставляет меня продлевать твою ничтожную жизнь.

Он отбросил меня, я упал, ударившись головой о ножку стула.

— После тебя надо руки мыть, — сказал он с искренним презрением. — Ты воняешь, как и все люди!

— Я уйду отсюда, — сказал я, поднимаясь с пола.

— Никуда ты не уйдешь, — сказал спонсор. — Мы с биоинженерами решим, что сделать с тобой, чтобы ты мог здесь пригодиться. Иди к себе, ты мне надоел.

Почесав голову — корни волос все еще болели, я наклонился, собирая с пола мою одежду.

— Это еще что такое? — спросил спонсор.

— Я буду ходить одетым, — сказал я.

— Кто тебе разрешил?

— Я всегда хожу одетым. А здесь мне неудобно ходить голым. Если бы я был ребенком, то я бы пережил. А я уже взрослый мужчина.

— Какой ты мужчина!