Подземка

темпе хватаем, что под руки попадётся и назад, в катакомбы. Одна половина - доходяги, другая - помогает этим

доходягам выжить. Каждый приписан к какой-либо из станций, таскает с собой документы, жрёт казённое довольствие,

глотает витамины и прочую медицинскую мерзопакость. Морды у нас бледные как поганки, без очков на поверхности всем

труба. Всякая расплодившаяся тварь норовит надрать нам задницу, зачастую небезуспешно. И тут появляешься ты, личико

у тебя холёное, сразу видно, загорелое. Тело как у манекенщицы. Лепота, одним словом. У мужиков слюнки при виде тебя

текут как у собаки Павлова, и неудивительно: посмотри на наших женщин. Они не такие, в подмётки тебе не годятся,

даже те, которые сидят в заведениях с красным фонарём, а им по долгу службы положено хоть какой-то марафет наводить.

Есть ещё пара моментиков: стреляешь круче снайпера, тачку водишь лучше Шумахера, дерёшься словно Брюс Ли. А сколько

твоих талантов ещё скрыто от моих глаз? Документов у тебя нет, имени своего не называешь, к какой станции приписана

не говоришь. Сплошные загадки. Узнав, о твоём появлении генерал срочно требует, чтобы мы доставили тебя к нему.

      - И к чему ты всё это мне говоришь? - спросила невидимая Лило.

      - Неужели непонятно? - удивился я. - Ты очень странная. Не похоже, чтобы тебе приходилось жить под землёй. Уж

мне можешь поверить, я нутром чую. Ты не такая как мы. Не знаю, откуда ты взялась и кем являешься на самом деле, но

ты другая. Это так?

      - Допустим, - задумчиво произнесла Лило. - Хорошо, я действительно не такая как все. Это что-то меняет между

нами?

      - Между нами? - повторил я. - Нет, ничего не меняет. Я обязан доставить тебя на Центральную, и можешь быть

уверена - доставлю любой ценой.

       - Тогда заткнись и не мешай мне спать, - резко сказала она.

      Удивительно, её отпор так на меня подействовал, что я и впрямь не смог больше произнести ни слова, вплоть до

наступления сна.

Глава 10

Не люблю видеть сны, какими бы хорошими они ни были. После пробуждения всегда остаётся ощущение, будто мозг

всю ночь без продыху решал логические задачи. Голова потом квадратная, туго соображающая, и умные мысли так и

норовят обойти её стороной.

      Хуже всего, когда снятся те, кого уже нет, особенно если это люди, с которыми было связано много хорошего:

близкие, друзья, мимолётные знакомые, вызвавшие сиюминутную, но всё же приязнь. Они говорят со мной, будто живые. Я

слышу их голоса: весёлые или грустные, добрые или не очень, в зависимости от обстоятельств, от того, что связывало

нас в жизни. Редкие встречи обходится без чувства вины: с кем-то не договорил, кого-то не долюбил, ненароком обидел.

Я прошу прощения, спрашиваю, как оно там, и обычно ничего не слышу в ответ. Мёртвые не хотят делиться с нами

тайнами.

      Не верится, что никогда не увижусь с ними наяву, разве что на том свете, где постепенно собирается

замечательная во всех отношениях компания. Становится настолько грустно, что иногда мне не хочется просыпаться. Но

пробуждение неизбежно, оно всегда вырывает меня из мира грёз. Я открываю глаза, делаю судорожный вздох и вновь

оказываюсь в реальности, к которой привык и которую ненавижу всей душой. Можно привыкнуть ко многому, но никто не

обязывал нас любить дерьмо, в которое человечество вляпалось по своей воле.

      Впрочем, нельзя исключать вероятность, что в чём-то тот хиппи-философ прав. Кто-то или что-то жестоко обошлось

с нами сведя таким образом давние счёты. Всё это, однако, из области предположений. Вряд ли существует на свете

человек, который может подтвердить или опровергнуть гипотезу Андрея. Не всё ли равно? Любой расклад ни на йоту не

улучшит условия нашей жизни. Мы прозябаем под землёй. Вымираем или постепенно мутируем в хомо метрополитенуса,

существо, навечно пригвождённое к извилистым рукавам туннелей. Здесь мы найдём свой конец, если наверху не будет

благоприятных перемен. Интуиция подсказывает, что мало кто из нас доживёт до этого славного мига.

      Во снах я вижу два мира: прошлое (оно почему-то рисуется мне в светлых пастельных тонах) и настоящее (тёмное и

страшное). И почему-то не вижу будущего. Наверное, его просто нет. Оно не существует.

      Сегодня мне ничего не привиделось, просто мрак, чернота, в которую я провалился как в бездонный омут и

вынырнул оттуда уже посвежевшим. Вот что значит - дрых без задних ног.

      Разбудили меня без особых церемоний. Сначала лязгнул замок, потом вошли двое, по всем признакам тёртые калачи,

много повидавшие и ещё больше умевшие. Такие в огне не горят и в воде не тонут.

      - Гена, - протянул руку стриженный под ноль парень, обладатель сломанного боксёрского носа, жёсткого как

наждак взгляда и широких плеч.

      Я ощутил, как его кисть прессует мои пальцы. Силушка у Гены была не хуже, чем у былинного богатыря.

      - Слава, - поздоровался второй гость. Он был чуточку пожиже напарника, но вполне мог сделать из меня фарш,

если б захотел. - Будем знакомы.

      Он тоже вознамерился сделать из моей ладони блин, сжав её будто тисками.

      - Саня, - назвался я. - Рад знакомству.