Подземный художник

Кураторша глянула на его галстук, потом оценила глянцево-черные, как кожа негритянской кинозвезды, ботинки и задумалась. Он хотел для полной убедительности выдернуть из рукава запястье и показательно глянуть на свой «Брайтлинг». Но потом сообразил: слишком уж выставлять благополучие перед этим сирым ученым существом неприлично и даже опасно. В последнее время ему все чаще приходилось сталкиваться с очевидной классовой неприязнью, о существовании которой еще совсем недавно он и не подозревал. Даже родной младший брат, встречая его на пороге, кривился и говорил что-нибудь наподобие: «Мам, иди сюда, наш буржуин пришел!»

– Попробуйте поговорить с Вадимом Семеновичем! – после долгого молчания тихо посоветовала кураторша.

– А кто это?

– Ректор. Но к нему очень трудно попасть… – пояснила она и глянула так, точно ожидала чаевых.

В свежеотремонтированную приемную, разительно не похожую на обшарпанные институтские коридоры, Михаил Дмитриевич вошел неотразимой поступью человека, профессионально умеющего заходить в самые высокие кабинеты, без чего, собственно, в России невозможен никакой бизнес.

– У вас новая прическа? – с порога почти интимно спросил он неведомую ему секретаршу.

– Да-а… – зарделась она.

Не проявив никакой особой проницательности (недавнее парикмахерское вмешательство в волосяной покров сразу бросается в глаза), он тем не менее произвел на девушку впечатление, которым необходимо было воспользоваться как можно быстрее, пока властительница приемной не сообразила, что перед ней обычный, не имеющий никаких привилегий посетитель.

– Один? – Михаил Дмитриевич заговорщически кивнул на дверь.

– Да. Но Вадим Семенович… – Она потянулась к телефонной трубке.

– Не надо! – предостерег Свирельников. – Это сюрприз! – И распахнул дверь.

Кабинет роскошью настолько же отличался от приемной, насколько приемная отличалась от разваливавшихся прямо на глазах институтских аудиторий. Вадим Семенович, седой, красномордый плейбой, был одет в легкомысленный клетчатый пиджак, совершенно не вязавшийся с его одутловатой ряхой, густо изрезанной блудливыми морщинами.

«А он ведь еще небось и студенток портит!» – подумал про себя Свирельников, решительно приближаясь к ректору.

Тот недоуменно поднялся из вращающегося кожаного кресла. Лицо его приняло то особенное, промежуточное выражение, какое случается у руководителей, когда к ним входит неопознанный субъект. Ведь сразу не определишь, кто пришел: никчемный попрошайка или важная, а то и проверяющая особа! Из этого срединного состояния лицо может мгновенно набрякнуть праведным гневом, а может, наоборот, расцвесть радостью долгожданной встречи.

– Свирельников! – значительно отрекомендовался Михаил Дмитриевич и протянул визитку. – Мы с вами, кажется, встречались в Академии Интеллектуального Развития.

– Возможно, – настороженно кивнул ректор.

Академия Интеллектуального Развития (АИР) была странной, ни к чему не обязывающей шарашкой, где в качестве действительных членов числилось десятка два довольно крупных деятелей, а все остальные академики и членкоры имели к интеллектуальному труду такое же отношение, как кучер Шопенгауэра к философии. Свирельников купил свой златотисненый диплом за полторы штуки долларов да еще платил взносы – 200 баксов. За это его раз в год приглашали на банкет в Дом ученых, где можно было чокнуться с крупным министерским начальником, космонавтом или завести знакомство с таким вот вузовским хмырем, вроде этого ректора.

– Видите ли, Михаил Дмитриевич, – осторожно начал Вадим Семенович, незаметно сверившись с визиткой, и его физиономия приняла выражение глубочайшей административной скорби. – Деньги на ремонт нам, конечно, выделены. И я рад, что министерство остановило выбор на вашей уважаемой организации. Хм, «Сантехуют»… Название хорошее, оригинальное. Но ведь этих средств далеко не достаточно. Вот, только начали, – он обвел застенчивой рукой кабинет, – и деньги закончились. Поэтому до сантехники дело дойдет не раньше конца следующего года…

Произнеся это, ректор заметил, что дверь в комнату отдыха открыта и гостю хорошо видна угловая сауна, а также дорогущая душевая кабина.

– Я, разумеется, имею в виду общеинститутский масштаб… – пояснил он.

«Ну жучила!» – мысленно восхитился Свирельников, а вслух сказал:

– Я понимаю! Денег на ремонт всегда выделяют меньше, чем следует. Но ведь в вашем институте учатся дети серьезных родителей. Могли бы скинуться на благоустройство!

– Совершенно правильно… – ректор снова сверился с карточкой, – Михаил Дмитриевич! – И вдруг у него появилось сомнение. – А вы, собственно, по какому вопросу?

– По личному.

– Точнее, пожалуйста!

– Вы собираетесь отчислить мою дочь – Алену Свирельникову.

– По-моему, уже отчислили. – Вадим Семенович порылся в красной папке и вытащил оттуда бланк с приказом, действительно подписанным. – М-да, приди вы на час позже, и ничего уже нельзя было бы сделать! Отправили бы в министерство…

– Значит, можно восстановить?

– Практически невозможно. Ваша дочь демонстративно нарушала учебную дисциплину, не посещала занятия…