Через две недели фирма прислала Мстиславу Романовичу письмо, где ему намекали, что теперь сад надо заселить согласно последним модным тенденциям. Тут же по каталогу были предложены возможные пластиковые гости: большей частью гномы в широком ассортименте. Еще предлагали девушку, причем специально состаренную, со следами вековой пыли во всех алебастровых углублениях. Пытались продать угрожающий четырехъярусный фонтан со светомузыкой и лазерными эффектами. Предлагали электрический мини-трактор, утят из оникса, собачек из мраморной крошки. Предлагали льва сидящего, а также льва в позе нападения. Все это он отверг.
Зато в итальянском мебельном магазине Морохов раздобыл себе пляжную раскладушку из мягкого холста и бамбука. Под крышей павильона “Парижского кафе” теперь лежали его плавки и крем от солнца. Из утвари, хранившейся в кафе, он оставил себе один матерчатый зонт, один стул с ажурной пластиковой резьбой на спинке и круглый столик, который действительно был похож на своих собратьев из настоящих французских бистро. Все прочее велел сослать в подвалы “Мадагаскара”.
Теперь, вернувшись из тренажерного зала и бассейна, он располагался под ронявшим на него лепестки кустом. Читал, слушал музыку, смотрел на близкое, домашнее, цвета голубого льна небо. Звонил вниз бармену — Антон приносил ему бутылку холодного пива, или бокал мохито, или просто минеральную воду с кубиками льда.
Иногда он позволял себе подобным образом проводить все утро выходного. Несколько истерически жарких дней, которые иногда дарит условное московское лето. Вся местная мадагаскарская природа — блестящие мозаики на стенах, ковровые дорожки в коридорах — словно выцветала. Таким же полинявшим ковром располагалась внизу бесшумная воскресная Москва, и, собрав последние силы, медленно полз по ее узору одинокий автомобиль.
В один из таких дней, во вторую его половину, была встреча с Валерием Мариевским.
Он один из лучших в Москве адвокатов-налоговиков. Ему тридцать пять лет, выглядит он и старше своего возраста, и моложе. У него тонкий юношеский профиль и вялая кожа вокруг глаз и четко очерченного голубоватого рта. С недавних пор он завел обычай раз в году на месяц исчезать: это время он проводит в частной клинике, на попечении квалифицированных психиатров с западными дипломами. Валерий отличный парень — образованный, с тонким, необычным умом, способный на классные приколы. Он ведет жизнь старого холостяка, часто меняя женщин, всегда серьезно относясь к их качеству. Все его спутницы рослые, с кротким замшевым взглядом и крупными гладкими ногами. У них добрый характер. Они всегда молчат. При виде их вспоминаются те коровы, которых некий русский барин, когда путешествовал, велел гнать за своей каретой, чтобы всегда иметь в дороге свежий бульон.
В зале пустого ресторана было прохладно, полутемно и тихо, словно в уголке леса. Их встретил метрдотель стильного, но странного вида: молодое лицо и узкая длинная бородка, очень светлая и оттого казавшаяся почти седой. Адвокат, пока его усаживали за стол, все время рыскал взглядом вокруг, и сомнение отражалось на его лице, словно он хотел что-то сказать, но колебался. Потом, положив подбородок на руки, Валерий замолчал. Морохову показалось, что тот сейчас заснет.
Но когда Мстислав Романович начал рассказ о деле, которое все сильнее и сильнее раздражало его в последние два месяца, адвокат принялся слушать внимательно и молча. Потом, подняв голову, он вдруг лениво улыбнулся каким-то совершенно своим мыслям. Морохов запнулся, а потом и вовсе притормозил, как любой человек, который делает потрясающее открытие, что, помимо его проблем, собеседник может быть занят и своими собственными мыслями и тревогами.
Спустя две или три секунды Валерий вновь спустился в этот мир, бережно распределил по тонкому ломтику хлеба пестрое, с травами масло и предложил рассказывать дальше.
— …Да, — послушался его Слава. — Повторяю, это обыкновенный чиновник из министерства, недорогой, даже в чем-то полезный. Давно намекал, что нам есть о чем побеседовать. Ладно, раз ты такой разговорчивый, давай встретимся…
— Прости, но меня раздражает эта лампа над нашим столом, — прервал его Мариевский. — Она явно гораздо ярче светит, чем остальные.
— Что? — переспросил Морохов.
Официант прикрутил над их столиком лампу. Лицо адвоката с каждой минутой темнело от досады.
— Не знаю, — сказал он. — Предлагаю все-таки пересесть.
Вдвоем они стали перебираться за другой столик. Обслуга ресторана испуганно и торжественно перемещала за ними тарелки с закусками. На кухне в эти минуты, нахмурившись, повар принялся создавать шедевр этого ресторана: тонкую и высокую башню из даров моря. В ожидании финального креветочного шпиля официант, прислонившись спиной к холодильнику, рассказывал своим коллегам про адвоката: