Подземный корабль

— Как твои дела? — спросил я. — По-прежнему выращиваешь динамичных и консервативных представителей среднего класса?

— Видно, что ты совсем не из этой среды. Так долго одну идею никто не пасет. Твой средний класс — это совсем не модно, это пройденный путь. Актуален такой тренд, что разделение общества на классы, мидл там, топ-мидл, это вообще не российский вариант. Смотри, я начал разрабатывать теорию, по которой Россия сейчас переживает период пострационального мистического этатизма. Там, наверху, люди, есть шанс их увлечь этой идеей.

…Был тот смутный час между ночью и утром, когда продолжаешь говорить и действовать не от избытка энергии, а, наоборот, от крайней усталости. Усталость эта так велика, что нет сил совершить что-то определенное, хотя бы даже сесть в машину и уехать домой спать. Что касалось Герасима, у него была своя цель. Он не мог так просто меня оставить. Он пытался прояснить меня.

Мы снова оказались в баре. Рояль уже захлопнули, музыкант ушел, за стеклами киосков в темноте спали матрешки и деревянные макеты Кремля. К нам, спотыкаясь от усталости, подошла официантка с толстыми светлыми косами, протянула меню. Герасим заказал виски. Я решил выпить две чашки ристретто, одну за другой. Кофе навел некоторый порядок, но гостиница все норовила свернуться в спираль и исчезнуть, оставив только темноту. Также была не очевидна и реальность самого Герасима Линникова. В какой-то момент я почти поверил, что мой сосед — это призрачный подарок от Морфея, от Земфира… как его звали, этого древнего бога, навевавшего на людей сновидения? Я даже слегка удивился, обнаружив, что Линников и вправду сидит сбоку — жив, объемен и по-прежнему хочет чего-то от меня добиться.

Алкоголь свободно и вольно бродил у меня в голове, подобно ветру над широкой степью, но я знал себя — очень скоро это должно пройти. Пока же действительность раскачивалась, как ореховая скорлупка, как лодка… И тут еще мой сосед совершал ошибку. Вместо того чтобы взбодрить меня, он наугад попадал в мой сон.

— Сейчас мы с тобой оказались в одной лодке, — объявил он вдруг. — Я хочу, чтобы ты это понял. Мы вместе, ты и я, мы в данный момент сидим в одной лодке.

Я рассмеялся.

— Герасим, ты не в курсе дела. Мы с тобой сидим в баре. Лодки рядом, на Москве-реке.

Изображая пьяную откровенность, он стал говорить о каком-то нашем общем хозяине, о дележе чьих-то активов… По коридору с тихим ревом пополз агрегат, ощетинившийся круглыми и квадратными щетками, женщина сидела за его рулем — в красном комбинезоне и огромных желтых перчатках. Навстречу ей по коридору шагали два красочных персонажа с бычьими шеями, они синхронно говорили в мобильники.

— Герасим, — сказал я. — Мне здесь надоело. Пойдем отсюда.

— Проблем нет, — отозвался он. — Сейчас на Кутузовский и в "Кастельнуово".

Нас выпустила стеклянная дверь, в одну из секций которой, ради создания красоты, поместили нарядный веник засушенных цветов и листьев. Темная площадь между отелем и Киевским вокзалом лежала перед нами, как картонная коробка, где валяются дешевые старые вещи. Меня всегда удивлял этот бедный быт у стен одного из лучших московских отелей.

— Рассвет скоро будет, — сказал я.

Мой спутник ткнулся взглядом вверх, в темное небо.

— Ты все такой же, — ответил он мне. — Любитель романтики, человек, живущий в своем мире. Рассветы всякие там, алые паруса.

— Сегодня восьмое августа, пять утра. Герасим, ты к Галилею бы хоть относился с уважением, он раз в два года новые теории не создавал.

Вдоль нашего пути, словно вагоны длинного поезда, выстроились коммерческие ларьки. Некоторые были темны, в других можно было запастись в дорогу пивом, одеколоном или пластиковым лазерным пулеметом для войны с марсианами. Оглушительный стеклянный водопад рухнул впереди. На порог продуктового ларька выбралась женщина в косынке — шваброй она осторожно прогоняла на улицу куски стекол. К ней подошел милиционер, вдвоем они начали курить, глядя в глухое холодное небо. Пустынную площадь пересекал бомж, при нем была сумка, он за лямку волок ее по асфальту, как салазки.

Вдалеке, где на рельсах уже стояли пустые составы, я увидел низкий длинный сарай. Свет горел внутри и освещал столики.

— Знаешь, Герасим, в "Кастельнуово" мне ехать лень. Если есть предмет для обсуждения, в этом кабаке и поговорим.

Он посмотрел на меня кротко — так собака выражает готовность выполнить все новые и новые задания, потому что ожидает кусочек мяса. Зачем-то я был очень нужен Герасиму Линникову. Но главное — кажется, он знал про меня что-то, чего не знал и я сам.

— Ночное кафе "Коба", — прочитал он вывеску. — Тут что, проект сталинистов?

— Это русский алфавит. Креативные чувачки Кирилл и Мефодий. Здесь написано — "Сова", лавка работает ночами.

— Ну вот ты и был неправ, еще темнее стало, — сказал Линников, когда мы добрались до "Совы". Я толкнул стеклянную дверь в погнутой, полинявшей железной раме.