Поединок

Сам Диспетчер, вырядившийся в военное, мало похож на законопослушного гражданина. Скорее на библейского пустынника, схимника или просто тяжелобольного человека, для чего-то надевшего военную форму. Лицо Диспетчера выглядит изможденным, скулы выпирают, кожа — дряблая, сероватого оттенка, под глазами — свинцовые наплывы, а белки глаз затянуты туманной желтоватой поволокой. Пилотка, залихватски, несколько набекрень водруженная на копну засаленных волос, смотрится вызывающе нелепо.

— Сегодня воскресенье, должны прорваться. Если вдруг тормознут, мы — «партизаны». Переподготовщики. Понял?

— Понял. Чего делать-то будем?

— Делай пока, что я тебе говорю. Слушай меня — и всю жизнь ты увидишь как на тарелке. — Улыбается. — Пару деньков придется плотно создавать движение. Чтоб не прикемарить в трудную минуту, мы сейчас такой финт ушами сделаем. Спидак метедрином придавим, я их спецом разбодяжил. Двинем по трубам, и на пару дней бодряк обеспечен.

Вот и пришла очередь амфетамина. Точнее, значит, метедрина…

— А этим, — Диспетчер подбрасывает на ладони аптечную склянку с прозрачной жидкостью, — служивых попотчуем. Клофелин. Качество проверено сегодня утром. Прапорщик Пащенко с пяти капель на стакан водяры улетел на седьмое небо.

На территорию воинской части мы попадаем через дыру в ограждении из колючей проволоки. Судя по протоптанной в траве дорожке, запасным этим путем пользуются не так уж редко. Нахоженной тропой, вьющейся меж холмов да по оврагам, преодолеваем бесхозное пространство, мимо которого чуть поодаль, прямой как стрела, тянется асфальтовый плац. Еще дальше — желтеют приземистые одноэтажные строения.

Бодряк, обещанный Диспетчером и наступивший уже в действительности, внушает уверенность в своих силах. В подобном состоянии хочется свернуть горы. Когда в отдалении взору открывается замысловатая конструкция, сотканная из многочисленных перекладин, вероятно парашютная вышка, я понимаю, что сейчас запросто, без тени сомнения, мог бы сигануть с нее. Даже, черт возьми, без парашюта.

Над территорией военных царит полное безмолвие. Вокруг ни души. Словно вымерли все. Или мне это лишь кажется? Может, за нами уже следят и вот-вот накроют? Я все время оглядываюсь. Ну что ж, пусть попробуют. В подобном состоянии я могу многое. Очень многое. Почти как Диспетчер.

На ходу Диспетчер посвящает меня в свой план, и я в который уже раз содрогаюсь от невероятной дерзости замыслов этого человека. Возле столовой, кряжистого здания, выбеленного почему-то с розовым оттенком, я остаюсь дожидаться Диспетчера, задача которого теперь не из легких, а от ее исхода зависит дальнейший успех операции: в суп, предназначенный для караула, он должен влить клофелин. Главное — выполнить этот маневр незаметно. Если хоть кто-то увидит, как подозрительный тип колдует над бачком, — пиши пропало.

Из столовой Диспетчер возвращается не солоно хлебавши. Нервничает.

— Хрен его знает, где они сейчас для караулки жратву ставят. Не нашел. Столько лет прошло, все переменилось…

Решаем действовать наверняка — когда за обедом для караула явятся губари. Диспетчер расписывает роли предстоящего спектакля. Укрывшись в кустах, дожидаемся губарей. Они приходят минут через двадцать, судя по часам на запястье Диспетчера. Без подсказки часов мне нипочем не удалось бы сориентироваться во времени: оно словно замерло на месте, законсервировалось.

Трое губарей — зачуханных, без головных уборов и ремней, заморенной внешности пацанов — безмолвно, гуськом, в сопровождении погонялы — такого же недоросля, только в заломленном набекрень голубом берете, с автоматом на плече да ремнем, затянутым на осиной талии, — проходят в столовую, а через некоторое время, показавшееся мне вечностью, выходят обратно. Уже с поклажей. Первые двое несут бачки, должно быть, с супом и кашей, а третий — поднос, нагруженный чайником, хлебом и чем-то еще — не разглядеть толком. Выводной — явно салага — замыкает шествие. С правого боку болтается автомат, кажущийся без рожка ненастоящим.

— Вперед! — командует сам себе Диспетчер.

Выскочив из укрытия, он быстро подбегает к последнему из губарей, выбивает у него из рук поднос, от чего чайник, хлеб и то, что оказывается яблоками, валится на землю. Несколькими умелыми ударами Диспетчер оттесняет губаря в сторону и уже там, на открытом пространстве, гонит его подальше, отвлекая внимание остальных: разъяренно выкрикивает угрозы оторвать башку и расквитаться иным образом за издевательства над его братом. Бедняга губарь, прикрываясь руками и стараясь увернуться от сыплющихся на него тумаков, отбегает все дальше, автоматчик бросается следом за ними, оставшиеся губари смотрят на происходящее застыв от изумления с бачками у животов, и тут на сцене театральных действий появляюсь я. Моя роль сейчас — самая главная.

— Чего пялитесь, балбесы! Быстро выводному помочь! Ну что — не ясно! Даю полминуты — время пошло! — так научил меня Диспетчер.

Застигнутые врасплох приказом какого-то неизвестного начальства, губари, поставив бачки на землю, неуверенно направляются в сторону потасовки.