С Ксенией все хорошо, конечно, она, наверное, тоже не на свободе, но она пыталась связаться с Лили, она считывала ее сознание. И имеет ли Лили право уверенно рассказать — показать — целительнице только что узнанное лицо?
Четыре года с Малфоем явно не прошли даром... Лили сомневалась все больше и больше, что лицо Грега Грегори было настоящим лицом Маркуса Деверо.
Слишком быстро он ушел, словно... словно ему было тяжело быть вот таким. И Лили успела заметить капельку пота, что появилась на лбу метоморфомага. И дрогнувшую на миг руку. Он прилагал усилия? Но почему, если он и есть Грег?
Да и история этого человека явно не походила на историю Грега. Лили помнила, как встретила на Косой аллее одну из знакомых по Хогвартсу, и та рассказала ей, что приглашена на свадьбу Грегори. Лили была уверена, что это было в конце июня, в июле. Совсем недавно...
Но зачем? Зачем этот человек использовал Грега? Если бы она поверила, если бы она теперь считала, что именно Грегори ее похитил и мстит Скорпиусу...? Что бы это изменило? Ведь он не знает о ментальной нити между ней и Ксенией, не знает, что она может сообщить кому-то другому имя похитителя... Зачем тогда он показал ей это лицо?
Отомстить. Не только Малфою, но и Грегори. За что? Получается, этот человек знал хорошо обоих.
Слизеринец? Или кто-то из аристократических кругов? Или и то, и другое?
Лили поднялась и начала ходить по комнате. Это ей напоминало уроки Малфоя, когда он давал ей какую-то задачу, и она должна была, логически размышляя, найти ответ. Ей почти никогда этого не удавалось, но Скорпиус всегда ее хвалил.
Но каким образом даже это может причинить вред Грегу? Думай, Лили, думай.
Ей казалось, что если она найдет ответ на этот вопрос, то поймет, что же дальше, что же ее ждет.
Но ведь не может же он ее выпустить! Если он рассчитывает, что она кому-то расскажет о Грегори, значит, у нее будет такая возможность. Пусть небольшая, но будет...
Или же этому человеку просто важно, чтобы она, Лили, думала, что во всем виноват Грег. Чтобы она его возненавидела, испугалась. Почему? Ведь опять же — Грегори об этом не узнает...
Но, может быть, этому человеку достаточно того, что он об этом знает? Знает, что кто-то разуверился в чести и добропорядочности Грега? Такая мелкая пакость... Вроде как мимоходом получить и это удовольствие....
Но зачем тогда он рассказал свою историю? Потому что не боится, что ее узнает кто-то другой?
Столько вопросов, а ответов нет.
Лили снова села, уставившись на стену. Нужно как-то передать все это Ксении — в следующий раз, когда она коснется сознания Лили. Нужно, чтобы она смогла прочесть историю этого странного человека, который живет чужой жизнью и рушит чужие жизни.
Маркус Деверо.
Кто эта девушка, которой играл Малфой? Лили не очень много знала о прошлом Скорпиуса — до того, как он стал частью ее настоящего. Она никогда не расспрашивала ни брата, ни мужа (мужа...) о том, что они творили в школе. Она и так знал многое и не желала знать больше, тем более о девушках Скорпиуса.
С кем он встречался? С кем ходил на балы? Она не помнила этого...
Она знает историю похитителя... Зачем?
Ответ был один, но Лили боялась о нем думать. Возможно, этот человек устал и хочет, чтобы его нашли? Чтобы его остановили? Чтобы Малфой его нашел и посмотрел в его глаза?
Но ведь это будет верная смерть, похититель не может этого не понимать, если он настолько хорошо знает Малфоя.
Мерлин, я ничего не понимаю, так все сложно! Я не могу понять мотивов и поступков этого человека!
Ксения, где ты? Что с тобой? Сможет ли тебе помочь все то, что я тебе расскажу? И мне — помочь? Если не будет уже слишком поздно.
Рассказывать ли о Греге, или спрятать это имя, это лицо глубоко внутри себя? Малфой бы что сделал?
Он бы потребовал все, что она знает. Каждую мелочь.
Но тогда, если он узнает, он убьет Грега.
Зато у него, возможно, появится шанс найти ее.
Найти ее прежде, чем этот человека убьет ее.
Лили испугалась этой мысли: впервые она осмелилась подумать об этом. Иначе зачем бы ему рассказывать о себе так много?
Может, он солгал? Нет, это не было похоже на ложь, слишком сложно для лжи...
Голова раскалывалась, она чувствовала себя очень уставшей...
Сон пришел незаметно, будто накрыл волной — дурманящей, холодной, нежеланной, но необходимой.
Во сне тоже не было желанного покоя. Она брела в пустой, совершенно пустой серой комнате, никак не находя ее конца. Внутри было неприятно морозно. И так же пусто. Серые, безликие стены.
Она шла, потому что сзади ее подстерегал уже мрак. Она не знала, почему, но она его боялась, этого мрака, прижимая к груди холодные руки. Так было теплее, потому то внутри нее еще сохранялась частичка чего-то теплого. Даже горячего. Но это было такое крошечное тепло, что тьма грозила поглотить его, растоптать, стереть, уничтожить. И девушка вся сжималась, еще крепче прижимая к себе руки, не желая отдавать тьме эту частичку. И она шла, с надеждой глядя вперед, но там был лишь серый мрак... Позади — темнота.
И лишь внутри еще что-то светилось и давало надежду.