Поединок чести

София молча поклонилась.

«И, прежде всего, вы не будете спускать друг с друга глаз, — думала Леонора, с завистью разглядывая шелковистые светлые волосы девушки и ее тонкие черты лица, как у эльфа. Сама она никогда не была такой красавицей. — Если граф заигрывает с вами обеими, вы можете выцарапать друг другу глаза, — дала она волю мыслям, — и прежде чем одна станет фавориткой, ей придется обойти другую».

— Ты можешь идти теперь, — сказала она Софии, которая снова грациозно присела в реверансе. — Я велю отнести сундуки в твою комнату.

Леонора ненавидела себя, глядя, как девушка вяло побрела наверх. Возможно, она была вполне нормальной и милой девчушкой, немного растерянной и боязливой на новом месте и, вероятно, страшащейся графа. Ей нужно было утешение, а не суровость, но графиня не могла испытывать других чувств, кроме обеспокоенности и ревности. Она была замужем уже более десяти лет и все никак не могла забеременеть, и она, конечно же, не хотела, чтобы одна из этих девчонок ее опередила!

— Как вы думаете, я могу здесь еще получить что-то из еды?

София робко обратилась к высокой темноволосой девушке, которая до этого момента не удостоила ее даже взгляда. Служанка привела Софию в их совместную комнату, которая была более чем уютной. Пол был устлан коврами, здесь стояли кровати и сундуки, кресла и столики, а самое главное, в комнате был камин, в котором сейчас горел огонь — хоть южно-французская зима была совсем не такой холодной, как в Майнце или даже Лауэнштайне. Однако сожительница пугала Софию, к тому же девушка была голодна. После жидкой каши на завтрак во время поездки она больше ничего не ела в этот день.

Софии стоило немалых усилий заговорить с Женевьевой де Монтальбан. Хоть та и ответила на ее приветствие и даже назвала свое имя, когда София представилась, но после этого неподвижно и спокойно сидела, словно монашка, перед скамейкой с пюпитром и бормотала себе под нос «Отче наш». Уже в четвертый раз, если София не сбилась со счета. Разве она не знала другой молитвы? Или же она здесь отбывала наказание? Возможно, ее также изгнали, потому что она полюбила неподходящего рыцаря?

Женевьева оторвала взгляд от небольшой книги, которую только что открыла.

— Можешь пойти на кухню и взять что-нибудь, — сказала она. — Или вели принести сюда, если тебе удастся найти где-нибудь служанку.

София испуганно посмотрела на нее.

— Я должна сама… пойти на кухню? — спросила она.

Страх перевешивал облегчение от того, что Женевьева обращалась к ней на «ты».

Женевьева закатила глаза и усмехнулась:

— Если принцесса изволит.

София потупила глаза.

— Я только имела в виду… безопасно ли это? В крепости наверняка полно рыцарей, и…

Взгляд Женевьевы немного смягчился.

— Они тебя не тронут, — заверила она девушку, но затем подумала, что вряд ли можно судить о здешних порядках по тому, как все было устроено в крепости отца. Похоже, эта девушка-католичка имела соответствующий опыт, ее опасения казались искренними. — Во всяком случае, они не должны тебя тронуть, — уточнила она. — Но тебе не придется бежать через двор. Кухня находится в этом же здании, тебе не нужно даже выходить за пределы женских покоев.

Женевьева старалась не прибегать к помощи служанок, а все свои потребности удовлетворяла самостоятельно. До этого момента для нее это не составляло труда, но, разумеется, ее простые черные наряды требовали меньшего ухода, чем нежно-зеленое платье Софии, надетое поверх рубашки черничного цвета.

— Большое спасибо, — сказала София. — Не хотели бы вы… Не хочешь ли ты… Принести тебе что-нибудь?

Женевьева покачала головой.

— Я уже съела немного хлеба, но, говорят, позже нам придется еще поужинать. Это же… ну, «двор любви». Девушки обедают и ужинают вместе с рыцарями. Во всяком случае, с теми, кто удостаивается такой чести. Нас… нас позовут.

София покраснела, услышав это, что усилило симпатию Женевьевы к ней. Похоже, жительнице Франконии мысль о столе в рыцарском зале также не нравилась, как и ей самой. Значит, от худшего испытания — глупой и заносчивой девчонки в качестве соседки — Женевьева была избавлена.

Похоже, София собиралась что-то сказать, но сдержалась. Женевьева заметила, что она закуталась в просторный плащ, прежде чем покинуть комнату. Вскоре она вернулась с хлебом, сыром, небольшим количеством жаркого и молоком.

— Ты правда ничего не хочешь? — спросила она, с жадностью набрасываясь на еду.

У Женевьевы потекли слюнки при виде этих вкусностей, но она мысленно выругала себя за то, что ей этого захотелось.

— Может быть, только краюшку хлеба, — наконец сдалась она. — Все остальное… все остальное я вообще не ем.

София нахмурилась, увидев, как Женевьева уплетает хлеб. Похоже, эта девушка была не менее голодна, чем она сама. Все это сочеталось с бесконечным чтением молитвы «Отче наш».

— Ты… ты каешься в чем-то? — робко спросила она. — Пост и молитвы — или что-то еще? Ты… что-то натворила?

София нервно покрутила свои браслеты. На Женевьеве не было украшений, но сейчас темноволосая девушка улыбнулась, и ее лицо стало мягче и приветливее.