Поединок чести

София же теперь сияла красотой, и, как она того и опасалась, все рыцари и женщины уставились на нее, когда она вошла в зал. Однако Женевьеву провожало не меньше глаз. София испуганно жалась к ней. Похоже, хоть альбигойке внимание стольких людей и не было приятно, она не была обеспокоенной.

Ариана собиралась провести девушек к столу, стоявшему немного в стороне, однако находящемуся под наблюдением графини, — там сидели воспитанницы двора. Большинство девушек были еще совсем юными — Леонора лишь год вела свой двор — и не любезничали с рыцарями открыто. Только одна девушка сидела подле своего рыцаря и делила с ним тарелку. София тут же покраснела, увидев их. Она надеялась, что от нее такого не ожидают!

— Это Жизель де Тур и Родерик де Мартин. Они помолвлены! — прошептала ей Ариана и захихикала, словно раскрыла непристойную тайну. — А вот и мавры…

София сразу почувствовала себя лучше, заметив госпожу Айешу Мариам. Она с супругом сидела за отдельным столом и прятала свое лицо под покрывалом. Значит, не было ничего плохого в том, что и она скрыла волосы под покрывалом, хотя остальные девочки выставляли распущенные или заплетенные в косы волосы напоказ.

В этот момент к Софии и Женевьеве подошел паж.

— Благородные дамы… мне велено провести вас к столу графа! — Юноша почтительно поклонился.

София была рада не только тому, что надела покрывало, но и что выбрала самое широкое, под которым могла спрятать не только волосы. В противном случае все увидели бы, что она снова покраснела. Равно как и Женевьева. Похоже, она искала повод не принять приглашение, но знала, что не сможет отказать графу.

Наконец девушки последовали за пажем через зал. Для Софии это было словно наказание шпицрутенами. Как и в любом зале хозяина крепости, у стен стояли простые деревянные столы, за которыми ужинали рыцари и дамы, в то время как глава общества восседал за столом на возвышенности. При «дворах любви» он обычно делил тарелку с супругой, но часто и с различными фаворитками. Там также пировали имеющие особые заслуги перед хозяином крепости рыцари со своими дамами. В открытых дворах мужчины и женщины редко ужинали отдельно, только в случае необходимости хозяйка дома это допускала. Тогда господин окружал себя благонадежными боевыми товарищами и сажал рядом советников, а не возлюбленных.

Раймунд Тулузский, в роскошной тунике из парчи, с дорогой золотой диадемой на длинных каштановых волосах, похоже, пребывал в прекрасном расположении духа. Он велел Софии и Женевьеве сесть слева и справа от себя. Девушкам было ужасно неловко, а графиня метала на них свирепые взгляды, что не ускользнуло от внимания графа.

— Моя супруга явно не одобряет, что я так близко посадил к себе новоприбывших воспитанниц нашего двора, — заметил он достаточно громко, так что по крайней мере рыцари за ближними столами расслышали. — Да, я знаю, любовь моя, таким юным дамам, как Женевьева и София, не подобает ужинать рядом с господином, который не приходится им родственником. Но вот что я на это скажу… Отец госпожи Софии, граф Роланд Орнемюнде, мне как родной брат. А что касается госпожи Женевьевы, то между нами действительно существуют родственные связи по материнской линии…

Графиня нахмурилась: она не знала ни о каких связях. Правда, девушка в разговоре с ней упомянула, что ее покойная мать происходила из знатного парижского рода. Как-то она была связана родственными узами даже с королем, а почти каждый влиятельный дворянский род любой страны, в том числе и графы Тулузы, был как-то связан с другим, даже если эти связи трудно было проследить. И все же со стороны ее супруга было дерзостью обосновывать этим его право на близкое общение с юной Женевьевой.

Саму графиню поместили на краю почетного стола, рядом с одетым в темное робким юным рыцарем с длинными черными кудрями. Он также был здесь новеньким. Как же его зовут?.. Франсуа… Или Фламберт… Юноша сидел между графиней и Женевьевой, которую усадили справа от графа. София сидела слева от него, ее соседом с другой стороны был светловолосый крепкий молодой мужчина, действительно родственник графа, к тому же имеющий большие заслуги рыцарь.

— Матьё де Меренге, — сразу представился он и тут же принялся восхвалять красоту Софии.

Однако девушка не собиралась поднимать свое покрывало. Она чувствовала себя неуютно, чем вызвала расположение графини.

Женевьева же, напротив, держалась не так скованно и даже предпочла общаться с темноволосым рыцарем, а не с графом, за что Леонора сделала бы выговор любой другой воспитаннице как за невежливое поведение. Попросту игнорируя лестные высказывания графа и его попытки положить на ее тарелку лучшие куски мяса, она очень живо заговорила с рыцарем: