Вначале полковник хотел отказаться от чая. Ему нужно было возвращаться домой, он только ждал, что скажет врач, однако передумал — хотелось расспросить обо всем Бутылова и Исхакова, а сделать это лучше всего было за чаем.
Когда Исхаков начал подробно рассказывать, как они застряли в лощине и как пытались вытащить машину, Бутылов перестал пить чай, он внимательно слушал, что говорит солдат, слушал и не понимал — он с беспокойством думал, скажет ли Керим о том, что он оказался плохим товарищем в беде, скажет ли о его трусости. «Скажет или нет?» «Скажет или нет?» Он боялся поднять голову и посмотреть в глаза сидящим, как будто они уже знали о нем все.
Никто не смотрел на Бутылова, все слушали Исхакова, каждый по-своему оценивая случившееся. А Исхаков, не называя имен, рассказывал, как они завели движок, как прорвали брезент, чтобы не угореть, как почему-то заглох движок, но вода в радиаторе успела нагреться и они пили горячую воду. Потом в темноте, на ощупь, пытались снова завести движок и завели бы, но подошли вездеходы.
Полковник слушал молодого пограничника и думал о том, что нет необходимости вспоминать фамилию того политрука с афганской границы и что в беседе с солдатами он расскажет об их же сослуживцах.
Павел Ельчанинов
ИМЯ ГЕРОЯ ЖИВЕТ
К полудню мы с полковником Байсеновым прибыли на пограничную заставу. Встретил нас начальник заставы лейтенант Одинцов.
— Ну, просто молодцы! — не переставал восторгаться полковник, когда осматривал внутренний порядок подразделения. — Это лучшая наша застава. Второй год удерживает переходящее Красное знамя, — пояснил он мне.
Побывали мы на стрельбище, в городке следопыта, на полосе препятствий. Даже придирчивый глаз не мог найти недостатки. Пограничники по-настоящему овладевали военным делом.
— А вы, Юрий Григорьевич, чем-то обеспокоены? — спросил полковник начальника заставы, обратив внимание на его растерянный вид.
— Угадали. Написал рапорт о переводе на другую заставу.
— Рапорт?
— Да. На границе я уже несколько лет, а живого нарушителя еще не видел.
Командир улыбнулся, по-отцовски взял его за плечи и с сочувствием произнес:
— Кто в молодости не мечтает о подвиге? Об этом после ужина поговорим.
Мы с нетерпением ждали этого разговора. Хотелось узнать, что скажет седой, крещенный пулями и саблями полковник.
Собрались в канцелярии начальника заставы. Байсенов достал коробку «Казбека», закурил.
— Значит, хочешь на другую заставу? А кто же на этой будет служить? — обратился он на «ты» к лейтенанту Одинцову, что придавало неофициальный характер беседе.
Тот только пожал плечами.
— Как сейчас, помню. Стоял октябрь 1940 года. День оказался погожим. По двору гонялись друг за другом осыпавшиеся листья, — начал свой рассказ командир. — Примерно часов в двенадцать солдат с вышки крикнул: «Едут!». Вся застава с осенними цветами вышла встречать молодых пограничников. Подъехала машина. Десятки рук скрестились в дружеских пожатиях.
Начался митинг. От молодых выступил красноармеец коммунист Пироженко: «Раз партия и комсомол послали нас на передний край, — с украинским акцентом говорил он, — значит, треба. Так что, товарищи старослужащие, будьте спокойны, мы костьми ляжемо, но ворога через границу не пропустим».
Только успел Пироженко сесть, как один из старослужащих бросил реплику: «Костьми не надо ложиться, шпионы у нас не ходят. Мы на экскурсию ездили на соседнюю заставу, чтобы посмотреть на нарушителя».
На него шикнуло сразу несколько человек. Но поздно. Камень недовольства был брошен.
И действительно, на нашем участке длительное время не отмечалось нарушений границы, в то время как на других заставах горячие схватки с врагами считали обычным явлением. А молодые пограничники — романтики. Они стремятся попасть туда, где бушует пламя борьбы с врагами, туда, где, по их мнению, чувствуется сразу ощутимая польза Отчизне. Вот почему некоторые старослужащие пограничники уезжали с границы со скрытой неудовлетворенностью тем, что им не пришлось самолично задержать нарушителя, тогда как Карацупа на своем счету имел уже сотни обезвреженных вражеских лазутчиков. Я также был новичок, сразу после училища принял заставу и выражал недовольство этой «тихой заводью», как мы говорили между собой. До училища я служил солдатом на боевой заставе, не раз участвовал в схватках с самураями. Точно так же, как и вы теперь, рвался на оперативную заставу, за что получал серьезные предупреждения от командования.
Но мы не сидели сложа руки. Все пограничники, начиная от начальника и кончая поваром, тщательно вели наблюдение за участком, бдительно охраняли границу. А подготовку к нарушению границы со стороны вражеской разведки так никому и не удавалось обнаружить.
«На нашем участке шпионы не пойдут, они знают, что это явный их провал», — шутили остряки.