Поединок. Выпуск 2

— О тех ресторанных снобах. — Он перешел на английский. — Фашисты. Законченные фашисты.

О’Тул оглянулся на лифтера. Пожилой мужчина с усталым безразличием горбился у пульта с кнопками, такими же блестящими, как начищенные металлические пуговицы его униформы.

Ворсистый ковер скрадывал шаги в коридоре. Тихо тут было, пусто. А в номер — с распахнутой балконной дверью — по-прежнему долетали пронзительно тревожные звуки глухих одиночных выстрелов.

— Фашисты, говоришь? — Фрэнк налил виски. — Вот уж не ожидал подобной категоричности в суждениях. Ты же не веришь ни в бога, ни в дьявола. И тебе, в сущности, на все наплевать.

— А кому не наплевать? — Жак пригорюнился вполпьяна. — Никто теперь ни во что не верит. А для нас в особенности нет ничего святого: такая уж профессия — «вторая древнейшая». После проституции.

«Все вы одним миром мазаны». О’Тулу вспомнился последний разговор с женой. Но была ли она права?

— И тем не менее ты не утратил способности возмущаться.

— Мы, Фрэнсис, люди конченые, опустошенные. Но и в пустыне попадаются оазисы... А почему, собственно, ты взял со мной этот менторский тон? — взъерошился Леспер-Медок. — Ты сам-то, Счастливчик, разве ты не одному богу молишься — Успеху?

«Счастливчик, которого бросила жена... Жрец ветреной фортуны, уставший от многотрудной погони за удачей...»

— В мои намерения отнюдь не входило тебя обидеть. Выпьем еще?

— Конечно, — усмешливо откликнулся Леспер-Медок, — нельзя же позволить, чтобы зачах оазис в моей душе. — Он был отходчив, маленький Жак.

— Кстати, мне может понадобиться бунгало.

— На, возьми ключ. Поезжай, когда хочешь, Фрэнки. Только вот на субботу я позавчера наприглашал гостей. Да теперь уж, конечно, никто не соберется. Ты-то мои рауты вообще не очень жалуешь.

— Народ у тебя, старик, собирается чересчур разномастный...

— Верно! Разборчивость — не в моих правилах.

— Впрочем, — О’Тул невозмутимо закончил фразу, — по крайней мере, дважды под твоей крышей я свел весьма и весьма памятные знакомства...

— Об одном догадаться нетрудно — Глория. А второе?

Фрэнк нахмурился. Говорить о Драйвуде не хотелось.

— Я тебе искренне завидую, Счастливчик. Давно не страстями живу — страстишками пробавляюсь.

«Еще бы! С такой женой, как Люси, что ему остается... Красотка щедро делит свою благосклонность и прелести между шефом Леспер-Медока (чтобы супруг успешно продвигался по службе), мужем бывшей приятельницы Жака (чтобы быть в курсе событий на случай рецидива) и неким давнишним поклонником (чтобы не терять старого друга дома)».

Бедняга окончательно закис. Привалившись к спинке кресла, понурившись, он затянул популярный некогда шлягер собственного сочинения — непутевый корреспондент монреальской «Ла пресс» пробавлялся и страстишками и стишками:

Облака плывут, облака
Уплывают куда-то вдаль,
Хлещет дождь по крутым бокам
Невысокую Мон-Руайаль[3]

.     Хлещет дождь по моим рукам,
     По лицу хлещет дождь косой,
     И плывут, плывут облака,
     Как тяжелый, недужный сон...

У Леспер-Медока в запасе имелся добрый десяток куплетов. Фрэнку набила оскомину меланхоличная баллада, которую его приятель обычно распевал в подпитии. Поэтому, когда в номере раздался звонок, он облегченно вздохнул:

— Алло, алло! О’Тул у телефона. Да, сэр! Спасибо.

На проводе был Лос-Анджелес. Редактор газеты благодарил за оперативность. («Отлично сработано. Вы первый, кто сообщил о самоубийстве президента».)

— О предполагаемом самоубийстве, сэр. — Фрэнк сделал ударение на первом слове.

— Ну, эту оговорку мы опустили. Продолжайте в том же духе, завтра ждем от вас новых телеграмм. Интерес к происходящему в Чили огромен: нам пришлось увеличить тираж.

В трубке прозвучал сигнал отбоя.

— Побреду-ка я к себе, — Жак поднялся и нетвердой походкой направился к двери.

Аппарат моргнул зеленым глазком и опять ожил. Не Канада ли теперь? Фрэнк неохотно потянулся к телефону. Но это наконец звонила Глория.

— Где ты? Я так за тебя волнуюсь, Гло.

— У знакомых... Могу здесь остаться только на одну ночь.

— Лучше всего будет, если ты переберешься в бунгало. Мы поедем туда вместе. Скажи, где ты находишься. Я сразу же свяжусь с тобой, как только получу пропуск на машину.

— Пиши, Фрэнк: 817115. Адрес: улица Архиепископа Вальдивесо, 69, напротив католического кладбища...

«Как получить разрешение на проезд по городу? К кому обратиться? К полковнику Кастельяно? К генералу Паласиосу? Но где их отыщешь сейчас?.. А вот Карвахаль, тот наверняка на месте — в министерстве обороны».

Лишь с третьей попытки его соединили с адмиралом.

— Ваше превосходительство, ради всех святых, извините за беспокойство! Вы один в состоянии мне помочь: распорядитесь, прошу вас, о пропуске на мою «тойоту», номер Се-Де 4117. Куда я собрался? Да, собственно, прокатиться по Сантьяго, глянуть, что происходит.