Поединок. Выпуск 4

Мы наметили канву боевых действий в октябре полка и батальона, а когда это удавалось, – даже роты. Но о Клочкове пока что говорили мало. Давайте ещё раз пройдем по тому огненному маршруту…

Бой под совхозом Болычево. В один из дней тридцать бойцов вместе с Клочковым попали здесь в окружение, однако прорвались к своим, взорвав попутно склад с боеприпасами и горючим.

Бой под Дерменцево. Из воспоминаний командира полка И.В. Капрова: «…В этом бою командир четвертой роты Павел Гундилович и политрук Василий Клочков трижды пропускали танки у себя над головой, а по вражеской пехоте, отсеченной от танков, организовывали дружный огонь из винтовок и пулеметов».

Именно об этом бое, о преодоленном чувстве «танкобоязни», об умелом и тогда ещё новом, во всяком случае для дивизии, маневре восторженно доложил Рокоссовскому Панфилов. Командир полка И.В. Капров вспоминает:

«Панфилов, довольный исходом этого боя, обращаясь к командующему, взволнованно сказал:

– Определили, какой род войск дерется? Если одним словом сказать – непобедимый! Гвардия!

– Да, отлично проведен бой. Славно дрались солдаты, – одобрил командующий армией и добавил: – Такие солдаты достойны звания советской гвардии».

Бой под Жданово. Из рассказов Леонида Макеева: «…С утра 28 октября немцы начали наступление в районе деревни Жданово. Противник захватил её северо–западную окраину и, продвигаясь далее в глубь деревни, создавал угрозу обходом фланга четвертой роты и всего 1075–го полка».

Записки Макеева позволяют впервые, мне кажется, проследить командирские качества Клочкова. События разворачивались следующим образом:

«Капитан П.М. Гундилович и политрук В.Г. Клочков выслали связного Тумайкина к младшему лейтенанту комсомольцу Ширматову с устным приказанием: для прикрытия фланга роты и полка выдвинуть вперед его взвод. Едва Тумайкин успел выполнить это приказание, как его срочно направили к командиру другого взвода – лейтенанту А.В. Шишкину, чтобы передать ему боевую задачу: двумя стрелковыми отделениями занять юго–восточную окраину Жданово.

…Драться приходилось за каждый дом, за каждый переулок. Теснимые нашими храбрецами фашисты отошли и внезапно попали под огонь своих же минометов. …И последующие четыре попытки захватить Жданово не принесли им успеха. Неся большие потери, они всякий раз откатывались на исходные позиции».

Бой под Нелидово. Из воспоминаний рядового четвертой роты Григория Мелентьевича Шемякина – участника совсем недалекого теперь боя у Дубосеково: «Во время октябрьского наступления немцев Клочков пошел с двумя отделениями в боевое охранение, взял на себя руководство боем, обратил противника в бегство и лично уничтожил десять фашистов».

Мужество и отвага, умелое выполнение командирских обязанностей не остаются незамеченными. Ещё более возрос авторитет Клочкова у солдат, товарищей по полку. Отмечает ротного политрука и командование: «Василий Георгиевич Клочков представлен к ордену Красного Знамени»[15]. В наградном листе, подписанном сначала Панфиловым, а затем Рокоссовским и отосланном командующему фронтом, сказано: «В ожесточенных боях с германским фашизмом политрук Клочков остается храбрым воином и верным сыном партии…» Но награда тем не менее конкретна – за бой у Федосьино.

Должно быть, когда Клочкову объявили о награждении, он и произнес ту небольшую речь, которая надолго осталась в памяти однополчан, была вписана в наградной лист, посланный впоследствии для представления к званию Героя Советского Союза.

А сказал Клочков так: «Пока у меня бьется сердце, пока у меня руки держат винтовку, я до последнего вздоха буду драться за свой народ, за Москву, за Родину, за Сталина. Высокую награду я оправдаю с честью».

Верность этой клятве он доказал своей жизнью.

Но нет, он не готовил себя к участи смертника. Произнести такие слова мог только человек, истинно и по–настоящему ценивший и любящий жизнь. Он хотел жить, чтобы победить, чтобы вернуться к дочери и жене, к мирной своей работе.

А смерть ходила рядом. Черная её тень не раз кружила над Клочковым. Но он не любил распространяться на эту тему. Всё же однажды – прорвалось. Он упомянул о случившемся в одном из октябрьских писем, но спокойно, с подлинным тактом, мимоходом как бы: «…Писем от вас ещё не получал. Говорят, были 2 письма, но в это время меня считали погибшим, и эти письма где–то странствуют». Наверное, это произошло, когда он с тридцатью бойцами попал во вражеское кольцо. Чуткий, заботливый, Клочков тут же спешит успокоить родных: «Я жив и здоров, и нисколько невредим». А сердце тоскует: «Пишите, что нового у вас и в Алма–Ате. Нина, сегодня видел тебя во сне обиженной. Утром встал, и взгрустнулось немного. Соскучился чертовски за тобой и Эличкой…»

В письмах к семье он возвышен и прост: «…Доченька, а ты соскучилась за папой? Папа бьет фашистов, а когда перебьет их всех, приедет к Эличке и привезет ей гостинцев много–много».

Так прошли для ротного политрука В.Г. Клочкова первые двадцать – двадцать пять дней в Подмосковье.