Поединок. Выпуск 4

Из воспоминаний Л. Макеева: «Порой было трудно понять: дерется ли четвертая рота в окружении или она уже преодолела его. Рота потеряла половину своего состава, но продолжала сражаться».

Дивизия отходит. Но отходит, ни на минуту не выпуская оружия из рук. Каждая деревушка, каждый перекресток дорог, каждая высотка становятся очагами ожесточенного сопротивления. Боевой дух не потерян. Какая нагрузка пала на политруков – можно только догадываться…

О накале боев свидетельствует и дивизионная газета. В те дни из номера в номер появлялись в ней призывы: «Смерть или победа!», «Не отступим!», «В бой за родную Москву! Не бывать у её порога гитлеровской нечисти!», «Большевики презирают смерть», «Кто честен перед народом, перед своей семьей, кто стремится задержать фашистов, положив этим начало их разгрому, тот скорее погибнет, но без приказа командира не отойдет ни на шаг».

Я недаром вновь цитирую дивизионную газету. Во время жарких боев вряд ли всегда доходили до передовой столичные газеты. А уж своя родная «дивизионка» непременно попадет в каждую роту, и в минутную передышку боец раскроет её…

Бои 18 и 19 октября. И вновь сохранились для истории факты о действиях четвертой роты. О подвигах одного из взводов восхищенно пишет Вл. Ставский. По цензурным условиям того времени (газета могла попасть к врагу) не названы ни полк, ни номер роты. Но есть в очерке фамилия младшего лейтенанта Ширматова. Да, это уже известный нам комвзвода Джура Ширматов, который, вспомним, ещё в Алма–Ате при достаточно досадных обстоятельствах был удостоен урока самого Панфилова. Не только Ставский рассказал о нем, но и Рокоссовский в своей книге «Битва за Москву».

«Ширматов лежал за ручным пулеметом. Ему отлично были видны фашисты, наступающие на наш рубеж, но он выжидал… Когда до врага оставалось всего 250–300 метров, Ширматов нажал на спусковой крючок. Свыше 50 фашистских солдат и офицеров полегло под пулеметным огнем. Остальные в панике обратились в бегство. Герой кричал им вдогонку: «А ну, кто ещё хочет на Москву?!»

Всего четыре дня боев… Но рота отлично зарекомендовала себя. В одном из архивных документов говорилось: «…В районе Федосьино в ожесточенных боях с германским фашизмом 14–18 октября 1941 года рота тов. Гундиловича первой из всех рот вела бой с противником. Рота потеряла значительную часть своего личного состава, но свои боевые рубежи героически удерживала».

А передышек не было. Лаконичен и сдержан военный язык, но и он обладает горькой выразительностью. В донесениях, приказах, различных сводках тех дней всё чаще мелькают слова «остатки рот», «остатки батальонов» и даже так: «остатки 1075–го полка».

20 октября. В полдень из поредевших второго и третьего батальонов создаются две роты, которые решительно идут в контратаку. Рота Гундиловича и Клочкова дерется у Коняшино.

В последующие трое суток снова бои – в районе Спас–Рюховское и Чертаново.

Немцы усиливают напор. Положение становится, без всяких преувеличений, драматическим. Пал Волоколамск…

Листаю полковые документы. Каждая страница, каждая строка – свидетельство беспримерных трудностей и столь же беспримерного героизма. И вдруг вижу: «Дубосеково». Но это не то Дубосеково, что будет прославлено в ноябре. Это деревня, хотя и названа как разъезд. Здесь 25 октября удалось приостановить атаку фашистов.

К исходу следующего дня панфиловцы заняли устойчивую оборону. На одном фланге – Ремягино, на другом – Дубосеково.

Из документов, зафиксировавших деяния 1075–го полка в октябре: «Полк под руководством полковника т. Капрова, начиная с 14.10.41г. в районах с. х. Болычево, Федосьино, Игнатково, Осташево, Спас–Рюховское, Рюховское вёл ожесточенные, непрерывные бои с противником, превосходящим по численности в несколько раз». Здесь же рассказывается, что капровцы отважно противостояли двум пехотным полкам врага и уничтожили немало танков.

Бои, бои, бои… Но вот с 28 октября в сводках и в донесениях наконец–то появляется: «Дивизия прочно удерживает занимаемый рубеж обороны». Стало легче. Теперь штабные документы сообщают: «…Изменений в расположении 1075 с. п. не произошло».

Дивизия приводит себя в порядок. Составляют различные отчеты. Пишут наградные листы. Подсчитывают, как это и положено, потери. Скорбный документ. Полк, где воюет Клочков, потерял более двух с половиной тысяч бойцов…

Дивизия выстояла. Она отошла, но не отступила. Враг не смог сокрушить оборону, он первым запросил передышки.

Отзвуки этих решающих событий в наконец–то появившемся дома письме Крючкова: «…Нахожусь в районе обороны подступов к родной Москве (120 км от Москвы) . Не писал давно потому, что несколько дней идут жаркие бои. Враг бросил всё и прёт, как бешеная свинья, не жалея ничего. Сейчас пока сдерживаем его яростные атаки…»

Клочков не сообщает, ясное дело, и о сотой доле тех испытаний, что выпали его роте, панфиловцам, всем защитникам Москвы. И уж совсем ничего не пишет о себе.

3. Награда