Поехали

Ехал он поездом, возвращаясь с окружного производственного совещания.

И говорил мне Марко Фокович:

— Три дня не работал, три дня не был в забое, и мне уже вроде бы чего-то не хватает… Скучно…

— Как живете?

— Ничего живем Работа, правда, не из легких, а все же ничего. Приезжайте ко мне, сами поглядите. Людьми живем. И квартира хорошая, и чистота, и жена с ребенком у меня — люди… От нас самих зависит, как живем. А жить можно по-людски…

И рассказал мне Марко Фокович про работу в забое, Про свои рудники, про днепровские плавни неподалеку от рудников, рассказал о реке, о рыбе, утках, о своей бабке, что жила сто семь лет и помнила еще запорожца, о куропатках, об охоте

Марко Фокович и в забое работает и на производственные совещания ездит…

Он и рудники свои хорошо знает и любит, любит и то, что окружает рудники…

Марко Фокович и шахтер, и забойщик, и хозяин своих шахт, и гражданин, и охотник, и человек…

Все ли шахтеры таковы, как Марко Фокович?

А если и не все?

Важно то, что такие забойщики, такие шахтеры существуют!

А были ли они в те давние времена?

* * *

Воскресенье. Близится вечер…

Невольно прислушиваешься, не резанет ли где лихая гармошка:

Шахтер курить, шахтер пьеть,
Шахтер с музыкой идеть…

Не слышно ничего такого.

Зато в дверь: стук-стук.

— Пожалуйста!

— Здесь товарищи писатели?

— Здесь.

Перед нами немолодой уже рабочий.

— Я вам письмо принес.

Читаем:

"Рабочие рудника им Дзержинской группы желают видеть уважаемых питателей. Просим прибыть в зал казармы № 8, поделиться кое-чем научным…

18/III-28 г.

Рабочие".

Вечер оказался свободным от выступлений, и мы с радостью откликнулись на приглашение.

Небольшая зала. Столы кумачом покрыты. Сидят рабочие, играют в шахматы, в шашки, домино.

Здороваемся.

— Что будем делать? — спрашиваем.

— Расскажите нам про литературу, расскажите о писателях, а то многие из нас не смогут быть на завтрашнем вашем вечере — смена в шахтах…

Мы пришли к ним в шесть вечера и рассказывали и читали до двенадцати…

Вот как нынче…

А раньше:

Шахтер курить, шахтер пьёть…

А теперь, товарищи, у меня вопрос. Спокойно!

Кто сказал, что рабочие не понимают украинской литературы?

Кто сказал, что рабочие не интересуются украинской культурой?

Я говорю о рабочих с Криворожских рудников.

С таких: "Коминтерн" (марганцевый рудник), Ленинский рудник, Октябрьский, им. Либкнехта, им. Артема, им. Дзержинского.

Кто это сказал? Прошу встать…

Ага… вы сказали…

А позвольте тогда вас спросить:

1) Чем объяснить, что на всех этих рудниках толпы рабочих забили до отказа клубы и театры, где выступали украинские писатели?

2) Чем объяснить, что украинских писателей на всех рудниках рабочие встречали музыкой?

3) Чем объяснить, что на всех рудниках украинских писателей встречали плакаты: "Да здравствует украинская пролетарская культура!", "Да здравствует украинская пролетарская литература!", "Привет украинским писателям!"?

4) Чем объяснить, что рабочие полуторачасовой доклад об украинской литературе выслушивали с удивительным вниманием?

5) Чем объяснить ту тьму-тьмущую вопросов и записок, которые получали украинские писатели, выступая перед рабочими Криворожских рудников? И записки эти были совершенно разного толка и затрагивали тончайшие "нюансы" украинской литературной жизни.

6) Чем, наконец, объяснить, что рабочие часто просили писателей читать то или иное свое произведение? Значит, они данного писателя читали и прежде?

Чем всё это, дорогой товарищ, объяснить?

Молчите.

Сядьте!

Да знаете ли вы, что за всю поездку украинских писателей по Криворожью только на НЭСе (строительство новой электрической станции в районе Октябрьских рудников), в доме для приезжих, где предоставлены были им места, они на невежество напоролись.

Заведующая домом, этакая осанистая мадам, что, как говорится, ничего от Октябрьской революции не приобрела, а "совсем наоборот" (поговаривают даже — весьма "наоборот"), записывая писателей в книгу для приезжих, спросила:

— Кто вы?

— Писатели.

— Писатели? Что это такое — писатели? Нет, уж, пожалуйста. Я русская женщина и этакими словами не стану портить книгу. Ваша как фамилия?

— Микитенко.

Пишет: Мекитенко.

— Да не Мекитенко, а Микитенко!

Пишет: Никитенко.

— Да не Никитенко, а Микитенко.

— Ах, боже мой!

Это, товарищ, один раз за всю поездку такая притча…

И заметьте: никакая не работница это, а мадам в полном значении этого слова.

А работница — там же, в том доме — комсомолка Даша — "Даша — радость наша!", — которая выросла на шахтах, через час уже разговаривала с нами прекрасным украинским языком.

— Да ведь вы, Даша, говорите, как Марко Вовчок!

— Э-э-э!..

* * *

Криворожские рабочие жадно впитывают в себя культуру.

Криворожские рабочие — сердечные друзья литературы вообще и украинской в частности.

Сорок процентов криворожских рабочих — постоянные посетители и читатели своих чудесных библиотек.

С какой любовью бывшие забойщики, выдвинутые на культработу (в культкомы, зав. библиотеками), работают над книгой, в клубе, в театре…

П.Г.Тычина, должно быть, о криворожских рабочих писал свой "Псалом железа", наблюдая, как тянутся они к культуре: