Поехали

И побежал Васька… А я смотрел ему вслед и думал: "Вот тебе и Васька! Моралист, сукин кот!"

1926

Перевод Е. Весенина.

Певец печали нашей

Этого "певца печали нашей" можно почти ежедневно увидеть и услышать в пригородных наших поездах.

Я его слушал совсем недавно (три дня тому назад) на перегоне между Змеевом и Харьковом по Донецкой железной дороге.

Очень жалостливые песни поет он перед пассажирами, чтобы затем, закончив петь, протянуть руку и еще более жалостливо произнести:

— Обратите, граждане, внимание на мое бедственное положение.

Он поет очень длинную "поэму", которая называется "Отец и дочь".

О глубокой трагедии в той песне рассказывается на мотив "Кирпичиков":

Ни кирпичики, ни чугунчики
В Ленинграде теперь не поют,
А поют теперь песни новые
И на новый мотив передают, —

но "передают" ее не "на новый мотив", а на мотив старый, на мотив "самых что ни на есть революционных" "Кирпичиков".

Эта "песня новая" знакомит слушателей с тем, как

На кладбище Митрофания
Отец дочку зарезал свою.

"Отец, мать и дочь жили весело", но потом над малюткой насмеялась "злая судьба" — померла у нее мать.

Отец "нашел себе жену новую", которая возненавидела семилетнюю "крошку" и "отцу вот задачу дала":

Всей душой люблю тебя, миленький,
Только жить мне с тобою невмочь.
Говорить тебе только совестно:
Жить с тобою мешает мне дочь…
Ты убей ее иль в приют отдай,
Только сделай ты все поскорей.
А не сделаешь, я уйду тогда
И одна буду жить веселей.

Отец не выдержал. Агитация новой жены сильно на него подействовала, и вот:

Мысль зверская пришла в голову,
И не стал свою дочку любить.
В детский дом отдать было совестно,
И решил зверь-отец дочь убить.

Обдумав все это, отец повел дочь на кладбище, на могилу своей первой жены, и:

Вдруг отец: "Надя, Надя, — стал звать, —
Подойди ко мне, моя милая,
Я хочу тебе что-то сказать…"

Бедная Надя, не зная ничего, хоть "сердце девочки гибель чуяло", подошла к родителю.

Лицо бледное, подошла к нему,
Отец быстро схватил и стал жать,
Чтобы крик ее не мешал ему
И на помощь людей не дал звать.

Отец, "жмучи" Надю и крича: "Ты, родная дочь, иди к матери!" — зарррезал свою дочку, "крошку семилетнюю".

Засверкал тут нож палача-отца,
Совершил он ужасный кошмар.

И теперь:

Два креста стоят над могилкою:
То мамаша и дочка лежат.

Эпилог этого всего "совершения кошмара" таков:

Отец "за железной решеткой сидит", а:
…красавица где-то шляется,
На свиданье к нему не идет…

"Зверь-отец" в конце обращается ко всему советскому обществу с призывом:

И хочу всем мужчинам сказать:
Как умрет у вас жена первая,
Детям мать вторую не брать.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Такая печаль звучит ежедневно по вагонам пригородных поездов столицы.

Но это далеко не все.

Слушайте дальше.

Закончив пение, "певец печали нашей" обращается ко всем гражданам с таким предложением:

— Граждане! Мо'ть кто хотит иметь ету песню переписану, то прошу — цена двадцать копеек!

Достается из-за пазухи целая папка с перепечатанными на машинке песнями.

Я, разумеется, купил.
И многие еще купили.

И вот, когда я радостно кинулся за покупкой, мне предложили:

— Гражданин! Имеится у меня еще и "песня-роман", очинно антиресная (ударение на о: роман).

— А о чем же, — спрашиваю — тот "роман"?

— О любви.

— Дайте, пожалуйста!

"Роман", я вам доложу, знаменитый!
"О любви" — и больше ни о чем другом.
Ты вспомнишь комнатку уютную,
Где мы сидели с тобой вдвоем.
Меня ты в губки целовала
И называла "милый мой".
Потом ты "другую" полюбил.
Ты полюбил одну богачку.
Я знаю просто, милый мой:
Богачка золотом займется
И позабудет про тебя.

Кончается роман очень грустно: