Читаем Поэма о скрытом смысле. Четвертый дафтар полностью

120 Как увидел ее одну тот простодушный,

Сразу решил [перейти] к объятиям и поцелуям.

Прикрикнула на него сурово та красавица,

Мол, не действуй дерзко, помни об учтивости!

Он сказал: «Ведь место уединенное, и никого нет,

И вода в наличии, и [такой] жаждущий, как я.

Никто не движется в этом месте, кроме ветра.

Кто здесь есть? Кто помеха этому завоеванию?»

Она сказала, мол, о безумный, ты был глупцом!

Ты [и теперь] – глупец, и ты не слушал умных людей[85].

125 Ты увидел ветер, который движется, так знай,

Здесь есть тот, кто движет ветром – управляющий ветрами![86]

Его веер распоряжения божьей тварью

Толкнул этот ветер и движет им[87].

Частица ветра, что находится в нашем распоряжении,

Не возникает, пока ты не приведешь в движение опахало.

Движение этой частицы ветра, о простодушный,

Не началось без тебя и без опахала.

Движение ветра дыхания, что находится в устах,

Подчинено распоряжению души и тела.

130 Порой ты обращаешь дыхание в хвалу и сообщение,

Порой ты обращаешь дыхание в хулу и проклятие[88].

Так узнай и о состояниях других ветров,

Ведь умы видят целое, исходя из части[89].

Порой Истинный делает ветер весенним,

А в [месяце] дей лишает его этой милости[90].

Для племени ‘ад Он делает из него ураган,

А вот для Худа делает его благоуханным[91].

Он делает один ветер пагубой самума,

[А] утренний ветерок делает приносящим радость[92].

135 Он положил тебе в основу ветер дыхания,

Чтобы ты по аналогии с ним судил о каждом ветре[93].

Дыхание не становится речью, не [проникшись] милостью или гневом,

Для иных людей оно – мед, а для иных – яд.

Веер движется, чтобы доставить наслаждение кому-то

И ради принуждения всякого комара и мухи[94].

Почему же вееру Господнего предопределения

Не быть наполненным испытаниями и переживаниями?!

Раз частица ветра – дыхание или [ветер] веера –

Бывает либо портящей, либо исправляющей, и никакой иной,

140 Этот северный, восточный или западный ветер

Может ли быть чужд милости и благодеяния?[95]

Посмотри на горсть пшеницы из амбара,

Пойми, что [и] вся [остальная] такая же.

Любой ветер из башни небесного ветра

Разве вырвется, не будь веера того управляющего ветрами?[96]

На току во время молотьбы[97]

Разве крестьяне не просят у Бога ветра,

Чтобы солома отделилась от пшеницы,

Чтобы пойти ей либо в ямы, либо в амбар?

145 Если долго не является тот веющий ветер,

Ты увидишь, как все умоляют Истинного.

Точно так же при родах, тот ветер рождения

Если не повеет, раздается вопль боли: «Помоги!»[98]

Если не знают, что Он – управляющий им,

Откуда привычка молить о ветре?

Точно так же корабельщики хотят ветра,

Все просят его у Господина рабов.

Точно так же при зубной боли у ветра

Ты просишь защиты с жаром и верой[99].

150 К Богу смиренно взывают воины,

Мол, о Обретающий желанное[100], пошли ветер победы!

Записок с молитвой просят также

У каждого почитаемого женщины при родовых муках[101].

Итак, все знают наверняка,

Что это Господин миров насылает ветер[102].

Итак, для ума любого сведущего несомненно,

Что вместе с движущимся [всегда] есть движитель.

Если ты не видишь его воочию,

Узнай о нем по проявлению воздействия.

155 Тело движется душой; ты не видишь душу,

Так по движению тела узнай о душе!

Он (влюбленный) сказал: «Пусть я неуч в учтивости,

Зато расторопен в верности и поиске!»[103]

Она сказала, мол, учтивость – это то, что уже проявилось,

Про остальное ты сам знаешь, о упорствующий [в своей неправоте]!

Рассказ о суфии, который застал свою жену с посторонним[104]

Однажды суфий подошел к дому,

Дом был заперт, а жена – с башмачником[105].

Уединилась жена со своим слугой

Там в единственной комнате [дома] из-за плотского искушения[106].

160 Когда суфий в утреннее время с силой ударил в дверь,

Оба растерялись – ни схитрить, ни убежать![107]

Не было у него в обычае, чтобы он в такую пору

Приходил из лавки обратно домой.

Встревоженный, он нарочно в тот день в неурочный час

Вернулся домой, подозревая что-то[108].

Жена полагалась на то, что он никогда

В это время не приходил домой с работы,

[Но] это ее суждение волею судьбы оказалось неверным –

Пусть Он и Покрывающий, однако воздает должное![109]

165 Если поступил дурно, трепещи, не мни себя в безопасности,

Ибо это – семя, и Господь взрастит его![110]

Некоторое время Он покрывает, чтобы

Из-за этого зла тебя настигли стыд и раскаяние.

Во времена ‘Умара этот Повелитель верующих

Отдал вора палачу и судебному исполнителю[111].

Закричал тот вор: «О эмир страны,

В первый раз я [совершил] преступление, пощади!»

Сказал ‘Умар: «Упаси бог, чтобы Бог

С первого раза излил гнев в наказание!

170 Многажды покрывает Он, чтобы явить благоволение,

[Затем] вновь наказывает – чтобы явить справедливость[112],

С тем чтобы оба эти атрибута проявились,

Тот стал благовестителем, этот оказался увещевателем[113].

Вот и жена много раз совершила это дурное [деяние],

Легко сошло оно ей и показалось незначительным[114].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
В обители грёз. Японская классическая поэзия XVII – начала XIX века
В обители грёз. Японская классическая поэзия XVII – начала XIX века

В антологию, подготовленную известным востоковедом и переводчиком японской поэзии Александром Долиным, включены классические шедевры знаменитых поэтов позднего Средневековья (XVII – начала XIX в.). Наряду с такими популярными именами, как Мацуо Басё, Ёса-но Бусон, Кобаяси Исса, Мацунага Тэйтоку, Ихара Сайкаку, Камо Мабути, Одзава Роан Рай Санъё или инок Рёкан, читатель найдет в книге немало новых авторов, чьи творения украшают золотой фонд японской и мировой литературы. В сборнике представлена богатая палитра поэтических жанров: философские и пейзажные трехстишия хайку, утонченные пятистишия вака (танка), образцы лирической и дидактической поэзии на китайском канси, а также стихи дзэнских мастеров и наставников, в которых тонкость эстетического мироощущения сочетается с эмоциональной напряженностью непрестанного самопознания. Ценным дополнением к шедеврам классиков служат подборки юмористической поэзии (сэнрю, кёка, хайкай-но рэнга), а также переводы фольклорных песенкоута, сложенных обитательницами «веселых кварталов». Книга воссоздает историческую панораму японской поэзии эпохи Эдо в ее удивительном жанрово-стилистическом разнообразии и знакомит читателя с крупнейшими стихотворцами периода японского культурного ренессанса, растянувшегося на весь срок самоизоляции Японии. Издание снабжено вступительной статьей и примечаниями. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Александр Аркадьевич Долин , Антология , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Стихи и поэзия