Читаем Поэма о скрытом смысле. Четвертый дафтар полностью

Того не ведал [ее] нестойкий разум,

Что не всегда кувшин выходит из ручья целым[115].

Тот Приговор вверг ее в такую тяготу,

Какую учиняет лицемеру внезапная смерть[116].

175 Нет выхода, нет товарища, нет спасения —

Тот ангел протянул руку к душе![117]

Вот также и эта женщина в той келье измены —

Помертвели и она, и дружок ее от такого испытания.

Сказал суфий сам себе, мол, ну пара нечестивцев,

Я вам отомщу, да только [проявив] терпение![118]

А в этот миг я прикинусь незнающим,

Чтобы каждое ухо не услышало этот колокольчик[119].

Скрытно будет мстить вам тот, кто прав,

Мало-помалу, будто чахоточная лихорадка[120].

180 Охваченный лихорадкой каждый миг тает, как лед,

Но думает: «С каждым мгновеньем мне лучше!»

Словно гиена, которую ловят, и она

Обольщается словами: мол, где же эта гиена?[121]

Не было у той женщины никакого укрытия,

Не было ни подземного хода, ни галереи, ни пути на крышу.

Ни танура, чтобы там спрятаться,

Ни мешка, чтобы им укрыться.

Словно ровное поле Дня страшного суда –

Ни ямки, ни холмика, ни места, куда бежать!

185 Рек Всевышний, описывая эту теснину

Для Сбора: «Не увидишь ты там ни кривизны…»[122].

Женщина прячет любовника под чадрой, чтобы скрыть [истину][123], и оправдывается, ведь это – из ваших козней, – поистине козни ваши велики![124]

Она быстро набросила на него свою чадру,

Сделала мужчину женщиной и распахнула дверь.

Мужчина – под чадрой, опозоренный и видный воочию

Весьма заметный, словно верблюд на лестнице[125].

Она сказала, мол, это госпожа из знатных людей города,

Наделена имуществом и достатком.

Я закрыла дверь, чтобы кто-нибудь из посторонних

Не вошел внезапно по неведению.

190 Суфий сказал: «Как же ей услужить —

Чтобы я исполнил [это] бескорыстно и безвозмездно?»

[Жена] сказала: «Ее цель – родство и союз,

Почтенная госпожа, да бог знает, кто она!

Хотела тайком взглянуть на дочь,

По случайности дочь – в школе!

Тогда сказала, мол, будь то мука или отруби —

Я от души, от [всего] сердца возьму ее невестой[126].

Есть у нее сын, его сейчас нет в городе —

Пригожий и смышленый, умелый и добычливый».

195 Суфий сказал: «Мы – жалкие и ничтожные бедняки,

Семья госпожи – состоятельная и уважаемая.

Так как же быть им ровней в браке[127]

Одна [створка] двери из дерева, а другая – из слоновой кости.

В браке оба супруга должны быть ровней,

А не то придется туго, не будет покоя!»

Жена говорит, что та [госпожа] не думает о приданом, ей нужны стыдливость[128] и добродетель, а суфий отвечает на это со скрытым [намеком]

[Жена] сказала: «Я привела такой довод, а она

Сказала: я, мол, не гонюсь за вещами.

У нас от добра да золота скука и несварение желудка,

По корысти и стяжательству мы не как обычные люди!

200 Наша цель – стыдливость, чистота и добродетель,

Именно в них – благоденствие в обоих мирах!»

Суфий опять привел довод о бедности

И повторил его, чтобы он не укрылся [от внимания][129].

Жена говорит: «Я тоже повторяла,

Указывала на отсутствие приданого!

Ее убежденность крепче горы —

Мол, ей и сотня бедностей не страшна!

Она говорит: “Мне желанно целомудрие,

У вас я ищу правдивости и великодушия”»[130].

205 Суфий сказал: «Да ведь наше приданое и богатство

Она увидела – и видит явное и скрытое![131]

Дом тесный, места – на одного,

Так что в нем и иголку не спрятать.

А вот в стыдливости, чистоте, воздержании и добродетели

Она понимает лучше нас, получив наставления[132].

Лучше нас знает про состояние стыдливости,

Про зад и перед, начало и конец стыдливости.

У нее (дочери) явно нет приданого и слуги,

А про ее добродетель и стыдливость [госпоже] самой известно.

210 Описывать целомудрие – не дело отца,

При том, что ему все ясно, как белый день»[133].

Я рассказала эту историю к тому, чтобы ты

Поменьше хвастался, когда оплошность вышла наружу[134].

О ты, тоже с непомерными притязаниями,

Вон каковы были твои старания и убеждения!

Ты стал изменником, как жена суфия,

Расставил силки ухищрения на [почве] обмана.

Ведь всякого неумытого пустослова

Ты стыдишься, а своего Бога – нет![135]

Цель наречения Аллаха Всеслышащим, Всевидящим и Всезнающим[136]

215 Для того Истинный нарек себя Всевидящим,

Чтобы видение Им каждый миг остерегало тебя.

Для того Истинный нарек себя Всеслышащим,

Чтобы ты сомкнул уста, [избегая] мерзких речей.

Для того Истинный нарек себя Всезнающим,

Чтобы ты, опасаясь, не замыслил порочного.

Они для Бога – не [как] имя собственное,

Ведь имя Кафур (камфара) может носить и чернокожий[137].

Имя [Божье] – это производное, а вечные качества

Не являются ущербными, как «первопричина»[138].

220 А иначе – это будет насмешка, издевка и обман,

[Как имя] «Слышащий» – для глухого, «Сияние» – для слепцов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
В обители грёз. Японская классическая поэзия XVII – начала XIX века
В обители грёз. Японская классическая поэзия XVII – начала XIX века

В антологию, подготовленную известным востоковедом и переводчиком японской поэзии Александром Долиным, включены классические шедевры знаменитых поэтов позднего Средневековья (XVII – начала XIX в.). Наряду с такими популярными именами, как Мацуо Басё, Ёса-но Бусон, Кобаяси Исса, Мацунага Тэйтоку, Ихара Сайкаку, Камо Мабути, Одзава Роан Рай Санъё или инок Рёкан, читатель найдет в книге немало новых авторов, чьи творения украшают золотой фонд японской и мировой литературы. В сборнике представлена богатая палитра поэтических жанров: философские и пейзажные трехстишия хайку, утонченные пятистишия вака (танка), образцы лирической и дидактической поэзии на китайском канси, а также стихи дзэнских мастеров и наставников, в которых тонкость эстетического мироощущения сочетается с эмоциональной напряженностью непрестанного самопознания. Ценным дополнением к шедеврам классиков служат подборки юмористической поэзии (сэнрю, кёка, хайкай-но рэнга), а также переводы фольклорных песенкоута, сложенных обитательницами «веселых кварталов». Книга воссоздает историческую панораму японской поэзии эпохи Эдо в ее удивительном жанрово-стилистическом разнообразии и знакомит читателя с крупнейшими стихотворцами периода японского культурного ренессанса, растянувшегося на весь срок самоизоляции Японии. Издание снабжено вступительной статьей и примечаниями. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Александр Аркадьевич Долин , Антология , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Стихи и поэзия