Шейх-должник многие годы вел себя таким образом:
брал в долг, раздавал словно посредник.
Он сеял семена [добрые] до дня смерти,
чтобы в день смерти быть славнейшим предводителем.
Когда жизнь шейха подошла к исходу,
он почувствовал в себе приметы смерти.
Все заимодавцы расселись вокруг,
а шейх меж тем таял, как свечка.
390 Заимодавцы потеряли надежду и были недовольны,
боль сердец подружилась у них с болью легких[82].
Шейх же подумал: «Взгляни-ка на этих сомневающихся!
Неужто у Истинного нет четырехсот золотых динаров?»
Какой-то мальчишка, продающий халву, закричал снаружи,
он нахваливал халву в надежде заработать монетку.
Шейх кивком головы велел слуге,
мол, ступай, купи всю халву.
Заимодавцы, быть может, съедят халву
и хотя бы ненадолго перестанут на меня хмуриться.
395 Слуга немедля вышел наружу,
чтобы купить всю халву за золото.
Слуга спросил мальчика: «Почем у тебя халва?»
Мальчик ответил: «Полдинара и еще сколько-то».
[Слуга] сказал: «Нет, не проси много с суфия,
полдинара дам тебе, и не проси больше».
Он поставил поднос перед шейхом,
ты же узри тайны ведающего сокровенное шейха.
Он подал знак заимодавцам: «Этот дар
пусть будет благословен, кушайте на здоровье эту дозволенную еду».
400 Когда поднос был опустошен, мальчик поднял его
и сказал: «Давай мне динар, о мудрец!»
Шейх ответил: «Откуда у меня деньги?
Должник я и скоро отправлюсь в небытие».
Мальчик с горя разбил поднос о землю,
стал рыдать, причитать и плакать.
Он рыдал из-за понесенного убытка: «Ой-ой!
Ты перебил мне обе ноги!
Уж лучше бы мне торговать у топки бани,
не подходить к дверям этого
405 Суфии-дармоеды, чревоугодники,
с сердцами собачьими, умываются как коты!»
На вопли мальчика и добряки, и злые
собрались толпой и окружили его.
Мальчик подскочил к шейху и крикнул: «Эй, подлый шейх!
Знай же: хозяин убьет меня!
Если приду к нему с пустыми руками,
он убьет меня! Устраивает тебя это?»
Те заимодавцы тоже, отрицая и отрекаясь,
повернулись к шейху, [крича]: «Что это за проделки?
410 Ты потратил наши деньги, вершишь несправедливости,
зачем же была еще вдобавок эта несправедливость?»
Мальчик плакал до послеполуденной молитвы,
а шейх закрыл глаза и не смотрел на него.
Шейх, презрев их угрозы и попреки,
упрятал свое лицо, светлое, как луна, под покрывало.
И вечность радовала его, и смерть, и был он весел,
не ведая ни хулы, ни злословия людей.
Тот, кому душа улыбается в лицо сладко, как сахар,
Какой вред ему от кислолицести людей?
415 Тот, чья душа целует [на прощание] его глаза,
разве будет печалиться о небосводе и его гневе?
Лунной ночью луне, находящейся в зените,
нечего бояться ни собак, ни их лая.
Собака исполняет свои обязанности,
а луна свои обязанности выполняет [своим] ликом.
Свое маленькое дело исполняет всякий человек,
вода из-за щепки не теряет своей чистоты.
Щепки, как и полагается щепкам, униженно плывут по поверхности потока,
а чистая вода течет себе без суеты.
420 Мустафа (Мухаммад) раскалывает луну в середине ночи,
Абу Лахаб[83] в злобе болтает вздор [о Мухаммаде].
Масих[84] (Христос) оживляет [дыханием] покойника,
а иудей в гневе выдергивает свои усы.
Никогда лай собаки не достигнет луны,
особенно той луны, к которой благоволит Бог.
Шах до самого утра пьет вино на берегу ручья,
не ведая за звуками музыки о кваканье лягушек.
В складчину вышло бы мальчику по несколько
но великодушие шейха этой щедрости не допустило.
425 [Велел он,] чтобы мальчику никто ничего не давал,
сила старцев (
Настала пора послеполуденной молитвы, и вошел некий слуга,
держа в руках поднос от [щедрого, как] Хатим[85], мужа,
Владеющего имуществом и состоянием; старцу (
он послал дар, поскольку был осведомлен о его состоянии.
В уголке подноса лежало четыреста динаров,
и отдельно в уголке – полдинара, [завернутые] в клочок бумаги.
Слуга подошел, поклонился низко шейху
и поставил поднос перед шейхом, не имеющим равных себе.
430 Когда суфий убрал с подноса покрывало,
то люди увидели, что за чудо он сотворил.
Возгласы и крики вдруг раздались:
«О глава шейхов и шахов! Что это было?
Что это за тайна? Что это за власть?
О властелин властелинов сокровенных тайн!
Мы не ведали, прости нас!
Много несуразных слов к тому же наговорили.
Мы словно слепцы, постукиваем посохом,
поневоле разбиваем [по пути] светильники, [которые освещали его].
435 Мы подобны глухим, не услышав сказанного нам,
говорим чепуху по своему разумению.
Мы не последовали назиданию [примера] Мусы, который
из-за отрицания [поступков] Хизра устыдился[86],
Хотя у него (Мусы) было настолько острое зрение, что при взгляде ввысь
свет, излучаемый его глазами, раскалывал небеса.
О Муса [нашего времени]! Вступили в спор с твоими глазами
по глупости глаза мельничной мыши».
Шейх изрек: «Все ваши слова и речи
я простил вам, они дозволены!
440 А секрет этого в том, что я попросил Бога
и Он неизбежно показал мне правильный путь.
[Бог] изрек: „Хотя один динар маловат,
но мальчик заслужил его своими рыданиями.
Пока мальчик-продавец халвы не заплачет,
море милости не придет в движение“».