Поэма тождества

Если бы ты не отказался от аппарата, автомата и устройства логики, ты бы с лёгкостью указал Пахану хозобоза все его ошибки, пробелы и дыры в том, что он считал своим разумом, индивидуальностью, идом, идой и пингалой. Но все беспричинные суждения мнящего себе, мнущего других и сминающего незнакомых арестанта проносились мимо тебя словно колибри, пикирующие на пахнущий гнилой вырезкой цветок мухоловки или сошедшая с гор масса снега, воды и камней, попавшая в загодя построенный сельдук, не оставляя на тебе ни царапин, ни ушибов, ни гематом.

– Ты подобен гиене, пожирающей во время изобилия падали своих детенышей. Ты похож на термита, выгрызающего стены приютившего его жилища. Ты напоминаешь трусливого большого брата, бдящего из-за бздения за то, что кто-то услышит, учует или узреет его бздёхи и тем подорвет его авторитет, репутацию и сатисфакцию собственной неполноценности, неполнозубости и кривоносости.

Паутинки, снующие по воздуху камеры в разных направлениях, склонениях и преклонениях вспыхнули утренним пожаром. Для всех, кроме тебя, это означало, что близится проверка и подъем.

– Пожалуй, надо тебе повидать тюремного Папу.

С этими словами Пахан хозобоза переметнулся в тень, ушел в сумрак и начал своё, непостижимое для самого себя, странствие по отражениям собственной внутренней реальности.

Сразу после этого розовые нефритовые пластины полуоткрытой двери в хату рассыпались под ударами обсидиановых томагавков, бумерангов, изготовленных из ископаемых баобабов и выстрелами из пневматических подземных винтовок. Вслед за грохотом и разрушениями в камеру влетели три вертухая. Один проверяющий, на грифоне, а два его помощника на неповоротливых гиппогрифах. Помощники раскидывали ленты лилового серпантина, что означало наступление субботы, дня наладок и чрезмерных приобретений.

Притворявшиеся спящими зеки-хозобозники повыскакивали из кроватей и, привычным взмахом мачете превратив одеяла в пончо, прикрыли ими свою наготу, полноту и суету.

Медбрат, не испытывающий ни смятения, ни потребности угождать, поднял тебя с постели и поставил в общий ряд осужденных. Он же, по приказу вертухаев, поднял в приветствии свою и твою правую руку. Проверяющий поставил тебе и остальным зекам счетный штамп коричневой флуоресцентной краской и, сравнив результат с показаниями, записанными на его предплечье, остался доволен. Все вертухаи тщательно делали вид, что не замечают отсутствия твоего соседа справа, что его руку держит Пахан хозобоза, как не замечали и самого Пахана хозобоза который, едва проверка завершилась, шмыгнул к раскуроченной двери и притворился, что только что вошел.

Думается, ты надолго запомнил события этого дня?

Пахан хозобоза гоголем, чомгой и цаплей прошелся между рядами зеков, наматывая на себя мишуру субботнего утра. У окна он остановился, и одно его плечо несло на себе выдранный с корнями знак коварства, а на другом сидел черный попугай, путешествующий между желтыми, бирюзовыми и зелеными лучами свойств, пространств и характеристик.

– Общение – важнейшая из физиологических функций, что нам дана! Именно общение делает из нас не лысых петухов, василисков или стегозавров, а общественных животных!

Арестанты были уже готовы приняться за привычную вакханалию, но Пахан хозобоза властным жестом, свистом и топотом пресек эти поползновения, как внезапно упавшее дерево перекрывает бурный водопад, заставляя протоку искать обходные пути или так обрушивается поколебленная взрывом горнодобытчиков скала, преграждая единственный выход из пещеры, где располагался склад динамита. Зеки были вынуждены ограничиться привычным онанизмом своих, подставляемых и представляемых членов.

– Многие из наших братьев, не удостоенных столь пристального внимания горячо любимой администрации, райминистрации и владык очистилища, проводят дни свои в невозмутимом невежестве относительно своей судьбы, судеб соседей по камерам и подельников. Мало того, практически все они не знают за какие прегрешения, преступления и наказания оказались в этих добросчастных стенах!

Если бы ты был таким же, как окружавшие тебя зеки, ты бы тоже, наверное, загалдел, забил в ладоши и замотал головами. Но ты лишил себя этой возможности и постоянно стоял безличным памятником не самому себе, а кому-то, кто мог бы попасть в твоё тело, но не успел во время оказаться в нужном месте. Но он бы не смог разобрать слова Пахана хозобоза на составляющие, производные и логарифмы по натуральному, трансцендентному и мнимому основанию. Он бы принял выступление Пахана за чистую монету, новенькую купюру и негашеную марку, не усомнившись в подлинности такого знака расплаты, заплаты и кары. Ты же, стоя промеж беснующихся от восторга, упоения и восхищения осужденных, не принимал этих речей вовсе.

– Наша почетная обязанность, священный долг и возвышенная необходимость дать нашим страдающим от неведения, преследований и недоедания братьям еще больше правды, сведений и связей!