Читаем Поэмы 1918-1947. Жалобная песнь Супермена полностью

Поэмы 1918-1947. Жалобная песнь Супермена

Остров мой хмурый стоит, как в пустыне глухая могила.Жуткая вешняя ночь. Огневые разрывы. Бушуетбуря. То мчатся, ликуя, то бьются челом об утесыгрешные волны. Утром на тихий и пасмурный берегя по тропе каменистой спустилась. Там я любилагрезить о сказочной встрече. Душу мою затуманитьзлобным дыханьем горбунья-судьба еще не успела.Было семнадцать мне лет. Соленый и сладостный ветерв губы меня целовал, и я гулкую песню пела:Посети мой остров темный…Ты запомнишь день сырой,два-три ландыша в овраге,ропот влаги под горой.Ждать тебя на берег мутныйвыйду утром, и вдали —да восстанут из туманавеликаны — корабли.Это всё твои подарки:птицы яркие, цветы,грозди лалов и жемчужин, —ты мне нужен, только ты!Полюби мой остров дивий!Дай в заливе отдохнутькораблям золотозарными о царстве позабудь!Пела, потом приумолкла и шла, окруженная ветром.Пасмурно, пасмурно было… Одни только лужи светилисьна лукоморье унылом… Тяжелые, тусклые волныпосле ночного разгула задумались важно, и тучи,сумрачно-сизые тучи, низко над ними стояли,будто угрюмая рать, на бой опоздавшая… Чайки,в сумраке этом кружась, — как снежинки, блистали и гасли…И подивилась я диву: лежал на галечнике влажномтемный обломок, бревно с полустертой резьбою по краю,а на песке серебристом были следы голубыеголых ступней. Отгремевшее море оставило многораковин — крупных, лунных, полных волшебного гула,полных цветного тумана; одну приложила я к уху,локон холодный откинув, и слышу, и слышу как будтоголос, что пленная птица, чудный тоскующий голос в лунке жемчужной печалится. Вздрогнула я, огляделась: тучи сизели над морем, искрились дальние чайки,сонно вращалась волна; и за мной, об утес прислонившись,словно распятый, стоял человек незнакомый, в лохмотьяхчерных, как листья растений морских, и с кровавою раной на обнаженном плече… И к нему подошла я поспешно:«Кто ты, нежданный? Отколе?ﻕ.ﻕ.» Молча на тусклое мореон указал, а потом с утомленной улыбкою руку дважды к губам прижал… «Ты голоден, гость безглагольный?» На языке непонятном что-то сказал он протяжно… Взгляд его был как напев, звенящий средь ночи глубокой…«Следуй, бездомный, за мной…» И вверх по тропе каменистой, между оскаленных скал и терновых кустов коварных, вместе мы тихо пошли, и внизу, под горою, осталось море, дремотное море, сулящее царства и бури, море, да ветер, как жизнь моя, горький, и свежий, и вольный, море, да ветер, да чайки, блестящие бегло по склонам туч, угрожающих издали… — чайки, и ветер, и море…