И началось. Экзамен длилсяпять жарких дней. Так накалилсяот солнца тягостного зал,что даже обморока случайпроизошел, и вид падучейсосед мой справа показалво избежание провала.И кончилось. Поцеловаласчастливцев Альма Матер в лоб;убрал я книги, микроскоп, —и вспомнил вдруг о Виолете,и удивился я тогда:как бы таинственных столетийнас разделила череда.
56
И я уже шатун свободный,душою легкой и голоднойв другие улетал края, —в знакомый порт, и там в конторевербует равнодушно морепростых бродяг, таких, как я.Уже я прожил все богатства:портрет известного аббатствавсего в двух копиях упас.И в ночь последнюю — у насбыл на газоне, посрединевенецианского двора,обычный бал, и в серпантинемы проскользили до утра.
57
Двор окружает галерея.Во мраке синем розовея,горят гирлянды фонарей —Эола легкие качели.Вот музыканты загремели —пять черных яростных тенейв румяной раковине света.Однако где же Виолета?Вдруг вижу: вот стоит она,вся фонарем озарена,меж двух колонн, как на подмостках.И что-то подошло к концу…Ей это платье в черных блестках,быть может, не было к лицу.
58
Прикосновеньем не волнуем,я к ней прильнул, и вот танцуем:она безмолвна и строга,лицом сверкает недвижимым,и поддается под нажимомноги упругая нога.Послушны грохоту и стонуступают пары по газону,и серпантин со всех сторон.То плачет в голос саксофон,то молоточки и трещотки,то восклицание цимбал,то длинный шаг, то шаг короткий, —и ночь любуется на бал.
59
Живой душой не правит мода,но иногда моя свободаслучайно с нею совпадет:мне мил фокс-трот, простой и нежный…Иной мыслитель неизбежносимптомы века в нем найдет, —разврат под музыку бедлама;иная пишущая дамаили копеечный пиито прежних танцах возопит;но для меня, скажу открыто,особой прелести в том нет,что грубоватый и немытыймаркиз танцует менуэт.
60
Оркестр умолк. Под колоннаду мы с ней прошли, и лимонадуона глотнула, лепеча. Потом мы сели на ступени.Смотрю: смешные наши тени плечом касаются плеча.«Я завтра еду, Виолета». И было выговорить этотак просто… Бровь подняв, она мне улыбнулась, и ясна была улыбка: «После балалегко все поезда проспать». И снова музыка стонала, и танцевали мы опять.
61
Прервись, прервись, мой бал прощальный! Пока роняет ветер бальный цветные ленты на газон и апельсиновые корки, — должно быть, где-нибудь в каморкестарушка спит, и мирен сон. К ней пятна лунные прильнули;чернеет платьице на стуле,чернеет шляпка на крюке; будильник с искрой в куполке прилежно тикает; под шкапом мышь пошуршит и шуркнет прочь; и в тишине смиренным храпом исходит нищенская ночь.