жизнь женщины, несколько пальм, все городское освещение,большой отель, соседний отель поменьшеи полудюжину армейских грузовиков — или больше.Но даже если этот взрыв любви пощадитее хрупкое тело, — каких детей она родит?Что за чудовищный младенец, сбив хирурга с ног,проковыляет в охваченный благоговейным страхом город?Двух лет от роду он ломал бы самые крепкие стулья,под ним бы проваливался пол и шатались лестницы;в четыре он нырнул бы в колодец; в пятьобследовал бы ревущую печь — и остался невредим;в восемь лет он сокрушил бы самую длинную железнодорожную линию,играя в «паровозики» настоящими вагонами, а в девятьосвободил бы из тюрьмы всех моих старых врагов,и тогда я попытался бы проломить ему голову — но тщетно.Вот почему, где я бы ни летал,в красном плаще, синих рейтузах, по желтому небу,я не чувствую никакого трепета в преследовании громил и воров, —и мрачно широкоплечий Кент достаетиз мусорного бака пиджак со штанамии прячет плащ Супермена;а когда она вздыхает — где-то в Центральном парке,где маячит моя громадная бронзовая статуя — «О, Кларк…Разве он не чудесен!?!», я не поворачиваю головыи мечтаю быть обычным парнем.Владимир Набоков<июнь 1942>