Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском

Горячо любимой Мыши
26 октября 1995 года.

...И Тебя в Вифлеемской вечерней толпе
не узнает никто: то ли спичкой
озарил себе кто-то пушок на губе,
то ли в спешке искру электричкой
там, где Ирод кровавые руки вздымал,
город высек из страха и жести;
то ли нимб засветился, в диаметре мал,
на века в промелькнувшем подъезде.

Барышников рассказывает, что в первом варианте Бродский написал «в провонявшем». Потом исправил на «в промелькнувшем». Так это и осталось в напечатанном тексте. Но, даря Мише эти стихи, Бродский вместо «в промелькнувшем» рукой вписал «в неприглядном». Барышников спросил, какой же вариант окончательный: «в промелькнувшем», или «в неприглядном»? Бродский ответил: «Как хочешь, ты – хозяин».

Это восьмистишие – одно из самых поздних его стихотворений – убедительно доказывают, что Бродский до конца своей жизни остро интересовался событиями, происходившими в Земле Израильской.

...Вернемся к нашему с Иосифом разговору о поездке в Израиль и моих тщетных попытках уговорить его.

В китайских ресторанах вместе со счетом подают «fortune cookie», хрустящее печенье. Внутри каждой печеньины спрятана записка с предсказанием будущего. Бродскому попалась записка: «Удача в далекой поездке».

– Видишь? – сказала я. – А ты проявляешь неуместное упрямство, – (тоже фраза из нашего лексикона).

Он помолчал, и вдруг очень серьезно сказал:

– Знаешь, Киса, я боюсь... Боюсь, что в сегодняшнем Израиле мне не понравится. Я бы лучше в Сирию съездил.

Отношение Бродского к «своему еврейству» было довольно сложным. Как-то мы проводили уикенд на даче у Алекса и Татьяны Либерман. (О них я расскажу дальше.) Приехал и Бродский. Каждую неделю Алекс привозил для Татьяны целый баул видеофильмов, и среди них много русских.

Но в тот вечер, после ужина, мы смотрели вполне американский фильм, а именно картину Вуди Аллена «Анни Холл». Это один из лучших его фильмов. В нем рассказывается о двух нью-йоркских интеллектуалах. Герой – его играет Вуди Аллен – вздрюченный, неврастеничный еврей родом из Бруклина. В его душе постоянно происходит борьба между манией величия и комплексом неполноценности. Героиня – ее играет Дайана Китон – англо-саксонка «голубых кровей», наивная, доверчивая, как бы застенчивая, но вполне знающая себе цену.

Между героями происходит бурный роман. Он безумно в нее влюблен, безумно ревнует и безумно мучает. То есть все – безумно. Они не могут жить ни друг с другом, ни друг без друга. Ни вместе, ни врозь...

В фильме есть смешная сцена: герой приходит в гости к родным героини и разглагольствует за столом, стараясь им понравиться. Он рассказывает что-то «авангардное», значительно превышающее их интеллектуальные возможности, и ее мама с теткой не в состоянии вникнуть в смысл его слов. Тем не менее, глядя на этого рафинированного манхэттенского интеллектуала, они «видят» его с пейсами, в ермолке, окруженного бруклинской родней. То есть каким бы умным, талантливым, блестящим и успешным он ни был – в их сознании он есть и будет провинциальным, местечковым евреем...

После фильма, как всегда, происходил обмен мнениями. Иосиф хлебнул коньяку, потянулся и небрежно сказал: «Well... распространенная комбинация – dirty Jew и белая женщина... Абсолютно мой случай...»

Все оцепенели. Первым нашелся Алекс. «Да и мой тоже, правда, Буби?» – засмеялся он и погладил Татьяну по плечу.

Поскольку этот разговор происходил до знакомства с Марией, Иосиф, скорее всего, имел в виду Марину Басманову и отношение к нему ее семьи.

Мария вошла в его жизнь позже и явилась то ли подтверждением, то ли опровержением этой самоуничижительной теории.

Мне кажется, что у Бродского, выросшего в антисемитской стране, был инфантильный страх, что его могут отождествить с распространенным стереотипом еврея, исторически сложившимся в умах, глазах и душах «белых аристократов».

Только евреи знают, как неуютно было быть евреем в Советском Союзе. Насыщенный антисемитизмом воздух способствовал появлению в советских евреях двух противоположных феноменов. Одних гордость и национальное самосознание толкали в сторону еще большей «евреизации». Они стали изучать иврит и Тору и справлять – насколько это было безопасно – религиозные обряды. Другие – и таких было большинство – пытались от еврейства откреститься... Например, поменять фамилию и записаться в паспорте русским (что возможно, если один из родителей русский).

В царской России в паспорте вместо графы «национальность» была графа «вероисповедание». Таким образом, евреями назывались люди, исповедующие иудаизм. Как только они крестились, то становились православными, лютеранами, католиками – в зависимости от выбранного вероисповедания. Моего отца, например, крестили в младенчестве в лютеранскую веру, о чем имелись соответствующие документы.