Далее следуют поэмы, прежде всего «Высокая болезнь», где звук уже «отнимается» не только у
колоколов,как в «Зачатке романа „Спекторский“», но и у
органа,уподобляемого
вокзалу: Звук исчез За гулом выросших небес.В «ВБ»
вокзал-орган,прощаясь с лирикой и музыкой, спорит
дикой красотой С консерваторской пустотой Порой ремонтов и каникул,а песнь, сливаясь со снегом, тифом и «лихолетьем», превращается в
Недвижно лившийся мотив Сыпучего самосверганья.Лирика окончательно превращается в
музыку во льду,в
музыку чашек, Ушедших кушать чай во тьму, —т. е.
музыку мысли,лишь
наружно сохранявшую ход.И эта «музыка мысли» уходит в воспоминания детства в поэме «905 года», где еще жив Скрябин:
Открыт инструмент. Сочиняй хоть с утра…В историческом же круге «Девятьсот пятый год» звучат лишь
барабанная дробь, рыдания женского альтаи
«Вы жертвою пали в борьбе роковой».И на фоне этих звуков
Стало слышно, Как колет мороз колокольни(ср.
песни колотой кускив «СМЖ»). То же «пенье» в «день погребенья» в поэме «Лейтенант Шмидт» приносит ветер
(О ветер! О ада исчадье!),оставляя
«
из всех связей на свете» одни междометья.Лишь только ближе к концу поэмы, когда проливается дождик — «первенец творенья» Пастернака,
Спит и ломом бьет по сини, Рты колоколов разиня, Размечтавшийся в унынье Звон великого поста.Сама же история Шмидта кончается Голгофой.
Однако «колокольный дождь» «ЛШ» все же
«рухнул вниз не по-пустому»,и в поэме «Спекторский» вновь открываются двери лирике и музыкальному началу. Опять отворяются «черные ключи»
(Струится грязь, ручьи на все лады, Хваля весну, разворковались в голос, Ключами ударял по чемоданам Саврасый, частый, жадный летний град), благовестомсреди
мги не плачутся, а поют«снеговые крутни»,
раскачивая в торбах колокольни,и возвращается к музыке сам лирический субъект:
Едва касаясь пальцами рояля, Он плел своих экспромтов канитель.В прозаическом корпусе поэмы — «Повести» — вновь происходит скрещение «музыки» с «грозой»:
березы поворачиваются к даче, наступает тьма, и еще раньше, чем раздается первый удар грома, внутри начинается игра на рояле[4, 137]. Рядом с игрой «пианиста» слышится и женский голос:
Страдальчества растравленная рана Изобличалась музыкой прямой Богатого гаремного сопрано(«Спк»). Вновь набирает силу «лиры лабиринт», который в «Волнах» книги «Второе рождение» задымится
громкой тишиной,пройдет
верблюдом сквозь ушко иглы,уйдет
в пены перезвони поздоровается со всем возрожденным миром,
выгнувшись трубоюгоризонта.