«Шаги» вновь превращаются в «бег» в стихотворении «Опять Шопен не ищет выгод…». Шопена Пастернак называл «поэтом фортепьяно», и в этом «своем» инструменте сливаются для него со знаком вопроса «музыка» и «вера» (
Распятьем фортепьян застыть?).Затем на последнем круге
рояля гулкий ритуалуже окончательно сольется в вере с
колоколом,и два самых любимых инструмента Пастернака окажутся на самом верху «колокольни»:
Несли рояль два силача, Как колокол на колокольню(«Музыка»), Здесь же во «ВР»
рояльпока на одном уровне с
окноми
соцветьями — подсвечниками каштанов,и «воскресение» и «вознесение» еще не безусловны — им еще должно предшествовать «падение на землю» прошлого столетия (
Задев за белые цветы, Разбить о плиты общежитий Плиту крылатой правоты).С музыкой, так же как с поэзией, во «ВР» связана смерть
(Скончался большой музыкант).Тогда звучит
похоронный маршв
консерваторском портале,и вновь немеет «орган», отражая в своем серебре «гром» полмира. И в этом «звонком покое» уже играет
не орган, а стена, Украшенная органом.Но и эта смерть преодолевается в книге «вечерним звоном» морозного дня
(Короткий морозный денек Вечерней звенел ритурнелью)и все уносящим ветром
(…и вьюжная нежить Уже выносила ключи К затворам убежищ).И вновь творчество «окрыляет» лирического субъекта, и его руки касаются клавиш — «ключей» бессмертия:
Ты дома подымешь пюпитр, И, только коснешься до клавиш, Попытка тебя ослепит, И ты ей все крылья расправишь.Поэтому «весеннею порою льда», когда «лед» музыки еще не полностью растаял, поэт велит «черным ручьям» — «ключам»:
Родимые, струитесь.И в
«печали час»,совпавший с
«преображеньем света», ручьи поют романсдаже
о непролазной грязи.Так постепенно происходит возвращение Пастернака «на ранние поезда» поэзии, при этом «весна» «Второго рождения», в которую вставлен «вал» «машины половодья», становится очень похожей на «Весну» 1914 года, где Москва «по пояс в светло-голубой воде» и «затоплена песнью».В книге «На ранних поездах» также происходит борьба «черного» и «белого», «весны» и «зимы». И здесь опять, как в книгах «Начальная пора» и «Поверх барьеров», за сценой отчетливо звучит музыка поэзии Блока, прежде всего его стихотворений «Снег да снег», «Сочельник в лесу» и «Тишина в лесу». Последнее стихотворение более всего гармонирует с тональностью «Инея» Пастернака.
Торжественное затишье,похожее на
четверостишье о спящей царевне в гробу,которому Пастернак говорит «
Благодарствуй!», памятью слов обращено к «ствольному строю» Блока, где
деревья торжественным строем, Пред ясным лицом тишины Убеляются снежным покоем, Исполняются светлою силой Ледяной и немой белизны(1912).И мы снова попадаем в «зимние праздники» Рождества, Нового года, святок, Крещенья: в книге «НРП» звучат
«Вальс с чертовщиной»,сливающийся с
полькой вдалии
пеньем дверей,и
«Вальс со слезой».Первый вальс еще таит в себе все противоречия жизни (
Люди и вещи на равной ноге, Реянье блузок, пенье дверей, Рев карапузов, смех матерей…),которые кружатся в едином «вальсе», уподобленном «круговращению» в мире поэта. Второй вальс более «праведный» и уже обращен своими «плодами» к Вечности:
В золоте яблок, как к небу пророк, Огненной гостьей взмыть в потолок.Именно после «Вальса со слезой» и происходит возвращение «на ранние поезда». «Преображенье света» Пастернака закончилось — им найден выход к свету. Наступает «Опять весна», где в борьбе с «чертовщиной» (
Что их попутал за сатана?)вновь
Льется без умолку бред торопливый Полубезумного болтуна.Это ручей,
«заливая преграды»и превращаясь
в лампу висячего водопада,преображается в
Речь половодья — бред бытия.Пенье же «Дроздов» «лудит» природную воду «луж» и отсчитывает «часы» и «равные доли»
огня и льда.