Затем в цикле «СЮЖ» вновь происходит избавление от еще «не воскресшего» музыкального начала «распутицы». Но до боя Георгия в «Сказке» и преображения «Августа» лирическому герою надо пройти еще «Хмель», «Бабье лето», «Свадьбу» и «Осень», которые полны
шума, свиста и гама, аккордеона и баяна, плеска ладоней, шума игры, топота хоровода.Однако вдруг в разгар «Свадьбы» (в ожидании «жениха небесного») они все
канули, как в воду,и
в необъятность неба, ввысьвзвились голуби. Осталась
Только свадьба, в глубь окон Рвущаяся снизу, Только песня, только сон, Только голубь сизый(знак «святого духа»). Интересно, что в «Сказке» всадник перед боем смотрит «с мольбою»
ввысь небес, а после боясилится проснуться, но «впадает в сон»:
Сомкнутые веки. Выси. Облака.Именно с этих «высей» в стихотворении «Август» снова
утром ранопроникает солнце на подушку к спящему, а «свету без пламени» «осени, ясной, как знаменье» аккомпанирует «спокойный голос»:
То прежний голос мой провидческий Звучал, не тронутый распадом.Этот «прежний голос» и «отмеряет» вместе со «смертью-землемершею», смотря в лицо «Я» поэта, ему «яму по росту». Этот же «голос» прощается с «образом мира, в слове явленном».А затем из «Августа» мы сразу переносимся в «Зимнюю ночь» с
метелью по всей землеи со
свечой на столе,подобной, как далее окажется,
рождественской звезде, — в ней сосредоточены всей
«судьбы скрещенья».В безличности белой снежной мглы
размах крыла расправленныйуподобляется
ангелу, вздымающему два крыла крестообразно.Так замыкается круг образной параллели в «выси небес»:
Голубь (святой дух) ->
Всадник ->
Голос(
смерть) ->
Ангел.Далее в стихотворении «Разлука» снова у поэта
«в ушах с утра какой-то шум»,напоминающий «голос вод многих», и после стихотворения «Свидание» начинается евангельский цикл («Рождественская звезда», «Рассвет», уподобляемый Пастернаком «Второму крещению» Блока, «Чудо»), Но в «Чуде» вновь наступает перелом, когда не «хватает свободы», чтобы «успели вмешаться законы природы», и поэтому в стихотворении «Земля» снова
с капелью говорит апрель(месяц святого Георгия) о
смеси огня и жути, и снова лирическое «Я»
«на распутье».Наступают «Дурные дни», когда «Я-Он-Исус» вспоминает, как свеча
гасла в испуге, Когда воскрешенный вставал…Затем следует партия «Магдалины», возвращающая нас к Страстям Христовым, и «к небу» уже
будет рваться крест.Так происходит «дорастание до воскресенья» в «Гефсиманском саду». Так «СЮЖ» замыкают третий музыкальный круг, начатый книгами «Второе рождение» и «На ранних поездах», суммируя их и в то же время повторяя логику первого музыкального круга.В своей же музыке стиха он на третьем круге как бы повторяет не только Блока, но и его предшественника — Верлена, автора строки «Сестра моя — жизнь». В эссе, посвященном этому мастеру «преображенья», Пастернак писал: «В своих стихах он умел подражать колоколам, уловил и закрепил запахи преобладающей флоры своей родины, с успехом передразнивал птиц и перебрал в своем творчестве все переливы тишины, внутренней и внешней, от зимнего звездного безмолвья до летнего оцепененья в жаркий солнечный день» [4, 398]. Эссе «Поль-Мари Верлен» поэт написал в 1944 г. по окончании работы над книгой «НРП» и перед началом работы над романом. В нем он отразил и свой путь, в котором любое ощущение кипения, любви, утраты веры разлагалось лишь «до желаемой границы», чтобы, «приведя мысли в высшую ясность», дать «языку … ту беспредельную свободу» и в то же время «не помешать голосу жизни,
рвущемуся из него»[Там же]. Этот ясный голос жизни
рвалсяиз Пастернака так же, как из Верлена, принимая все возможные поэти-ко-музыкальные формы, в которых «действительность больше, чем у кого-либо другого, проступает у них наружу сквозь звук» [4, 403].