Поэт и проза: книга о Пастернаке

С елью и ельником у Пастернака соотносятся не только Рождество, но и «дурные дни» «Болезни», когда «средь вьюг проходит Рождество» (Лапой ели на ели слепнет снег, На дупле — силуэт дупла),а также представления о переходе в «мир иной». В день похорон Анны Ивановны (вскоре после Рождества) в романе «ДЖ», когда Живаго первый раз ощутил себя поэтом, « из-за оград смотрели темные, как серебро с чернью, мокрые елки и походили на траур»[3, 91]. Так «рождение поэта» связывается с идеями «смерти», «болезни», «сна» и «вечной жизни».

Троицын день же связан с березой —белым деревом, в котором так же сильно женское начало, как в ели. Однако «береза» — летнее дерево, оно «просевает» солнечный свет (Просевая полдень…где по внутренней форме вступают в паронимию севи свет),как хвойные деревья «просевают» тень (И сеют тень, и маят и сверлят Мачтовый мрак…).Из «домашних» деревьев поэту ближе всего липа(23), с ее цветением и связано «Лето 1917 года» в «СМЖ» и «ДЖ», и тополь(22) — с ним «переходит» молодой поэт «в неслыханную веру», тополь, зажмурясь,смотрит на мельницыпоэта, и каждый тополь у подъездазнает его «в лицо»(«Художник»).

При этом деревья — живые существа у Пастернака, они обладают способностью и видеть, и говорить, и слышать, и чувствовать (ср.: Я с улицы, где тополь удивлен(«ТВ»), Деревья доверчивы —«ЛШ»), и поэтому именно к ним обращается Пастернак в конце жизни: Деревья, только ради вас, И ваших глаз прекрасных ради, Живу я в мире первый раз, На вас и вашу прелесть глядя(1957). Соединяя землю и небо, их языком говорят природа и Бог. Именно через листья деревьев паронимически связываются небои нёбо (Не отсыхает ли язык У лип, не липнут листья к нёбу ль),так как они наделены способностью «ворочать языком» (в «ДЖ»: …и что они шепчут друг другу, ворочая сонными отяжелевшими листьями, как заплетающимися шепелявыми языками[3, 160]). Благодаря своей «речегенности» лес становится «мачтовым лесом в эфире»между небом и землей. Язык деревьев связан с ветром и водой (ср. ужасный говорящий сад«СМЖ»), с кипением «парусины деревьев» ( В саду, до пят Подветренном, кипят лохмотья. Как флот к трехъярусном полете, Деревьев паруса кипят— «ВР»), образуй цепочку переносов дерево — листья — ветки — парус — лодка — ладья души.Так дерево посредством своих «ветвей» создает связь с небесными «птицами души», что и превращает его в «орган» с множеством «ключей и регистров» («Весна» «ПБ»). Постепенно в мире Пастернака создается паронимическая триада орган — птиц оргии — лик Георгия,синкретизирующая в себе alter ego поэта («Ожившая фреска»).

Итак, деревья как наиболее «высокие» растения стоят в центре вращения и роста мира Пастернака. Они, отражаясь в воде,образуют единый круг землии неба,в них ударяют молнияи гром(и молнииловленной сочетаемостью даже превращаются в охапки цветов и веток — «гром… нарвал охапку молний»),то принося творческий импульс (ср. «Гроза, моментальная навек»), то смятенье, испепеляющее «дотла» (По дереву дрожь осужденья прошла, Как молнии искра по громоотводу. Смоковницу испепелило дотла —«Чудо»). Через них «просеваются» свет, дождь, снег; они связывают корни, кроны, ключи, родники,и все росткии побеги,растущие к свету, растительный и животный мир, а также женское и мужское начало жизни. В лесу живет и природный Бог Пастернака-Живаго — св. Георгий. Прячущаяся в «дупле» деревьев «приросшая песнь» — «душа» (ср. связь дупло — птица)соединяет не только женское и мужское, но и божественное и земное начало ( С тобой, как с деревом побег, Срослась в тоске безмерной —«Магдалина II»), «корни» которого раскрываются в библейском понятии «ветви»: «Я есмь лоза, а вы ветви; Кто пребывает во Мне, и я в нем, тот приносит много плода»(Ин. 15, 6) [ср. « спелую грушу»в «Определении души»].