В кафетерии я обнаружил Рейчел, которая в одиночестве сидела за столиком. Я купил чашку кофе и пончик, обсыпанный комками сахарной пудры и выглядевший так, словно ему уже исполнилось не менее трех дней. Со всем этим я подошел к ней.
– Можно?
– Садись. У нас свободная страна.
– Порой я начинаю в этом сомневаться. Эта парочка, агенты Купер и Келли, мурыжили меня пять часов подряд, и это еще не конец.
– Постарайся кое-что понять, Джек. Ты для них – предвестник больших неприятностей. Они оба знают, кто ты такой, и им не надо объяснять, что ты скоро выйдешь из этого здания и расскажешь обо всем, что случилось, журналистам, а может быть, даже напишешь книгу. Благодаря тебе весь мир узнает, что в семье не без урода и что даже в ФБР попадаются яблоки с гнильцой. Как бы мы ни старались, скольких бы преступников ни поймали, это уже ничего не изменит. Одного-единственного Бэкуса вполне достаточно для большой-пребольшой обличительной статьи. Ты станешь богатым и знаменитым, а нам придется жить со своим позором. Вот вкратце основные причины того, что Келли и Купер обращаются с тобой не как с рок-звездой.
Некоторое время я смотрел на нее. Несмотря на горечь, прозвучавшую в словах Рейчел, и на одолевавшие ее дурные предчувствия, она тем не менее явно позавтракала с аппетитом. На стоявшей перед ней тарелке я заметил крошки яичного желтка и остатки салата.
– Доброе утро, Рейчел, – сказал я. – Может, попробуем начать сначала?
Это разозлило ее.
– Послушай, Джек, если ты надеешься, что я буду с тобой больше чем просто любезна, то зря. Интересно, на какое отношение с моей стороны ты вообще рассчитывал?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Просто все эти пять часов я отвечал на дурацкие вопросы, а думал о тебе. Вернее, о нас с тобой.
Я надеялся, что она как-то отреагирует на мои слова, но Рейчел, по крайней мере внешне, оставалась совершенно безразличной и неприступной. Взгляд ее был устремлен в пустую тарелку.
– Послушай, – снова заговорил я, – я мог бы сейчас перечислить все причины, которые заставили меня подозревать тебя, но это абсолютно ничего не даст. Все дело во мне, Рейчел. Во мне, похоже, есть какой-то изъян. Во всяком случае, то, о чем ты сейчас говорила – ну, о поддержании репутации и фамильной чести ФБР, – я не в силах воспринять иначе как со скепсисом и цинизмом. Моя версия событий проклюнулась из маленького сомнения, выросла и вдруг расцвела пышным цветом, теряя все разумные пропорции. Я прошу у тебя прощения, Рейчел, и обещаю, что, если у меня будет возможность начать наши отношения сначала, я буду стараться изо всех сил, чтобы преодолеть разделяющий нас барьер и заполнить вакуум, который образовался в моей душе. И клянусь, я сумею добиться своего.
Все так же никакой реакции. Она даже не смотрела на меня. Это была полная отставка. Я понял, что для меня все кончено, и лишь поинтересовался:
– Могу я задать один вопрос?
– Какой?
– О твоем отце. И о тебе… Он… делал тебе больно?
– Ты хочешь спросить, трахалась ли я с ним?
Я молча смотрел на Рейчел.
– Это касается только меня, и я не собираюсь это ни с кем обсуждать.
Я опрокинул на стол кофейную чашку и теперь смотрел на нее так, будто это была самая интересная вещь в мире. Поднять на Рейчел глаза я не смел.
– Ладно, – сказал я наконец. – Мне пора возвращаться. Меня отпустили всего на полчаса.
И сделал движение, чтобы подняться, но Рейчел неожиданно остановила меня.
– Ты рассказал им про нас с тобой? – спросила она.
– Нет, я стараюсь всячески обходить эту тему.
– Можешь не стараться. Они и так уже все знают.
– Ты сама им сказала?
– Да. Нет смысла что-то скрывать.
– Хорошо. А если они вдруг спросят, продолжаются ли наши отношения или нет, что мне ответить?
– Скажи, что присяжные еще совещаются.
Я кивнул и встал. Упоминание о присяжных заставило меня мысленно вернуться во вчерашний день, когда я тоже взял на себя смелость судить и, кажется, даже выносить приговор. Мне казалось только справедливым, что теперь настал черед Рейчел тщательно взвешивать все аргументы
– Дай мне знать, когда судья огласит приговор.
Я бросил пончик в мусорную корзину у выхода из кафетерия и быстро пошел к лифтам.
Когда я закончил с Келли и Купером (вернее, они закончили со мной), был уже почти полдень. Естественно, что никаких новостей о Бэкусе агенты мне сообщить не удосужились, да они, скорее всего, и сами ничего не знали.
Проходя по коридорам, я впервые обратил внимание, как малолюдно и даже пусто было сегодня в здании ФБР. Двери многих комнат были распахнуты, а рабочие столы стояли аккуратно прибранными, и вид у них был какой-то сиротливый. «Словно бы в управлении объявлен траур и сотрудники ушли на похороны», – подумал я и только потом сообразил, что в конечном счете так оно и было. Мне захотелось вернуться к моим инквизиторам и спросить, что, собственно, происходит, однако, учитывая их отношение ко мне, это вряд ли было разумно. Даже если бы Келли с Купером что-то знали, они вряд ли поделились бы со мной информацией.