С той поры, как на историческую сцену выступили романские народности, название parca было позабыто и в замену его создалось новое: от существительного среднего рода fatum (судьба, рок) образовались итал. fata, испан. hada, прованс. fada, фран. fèe (подобно тому, как nеè от nata). Как рано употребительно было такое название в Италии, указывают Авзоний и Прокопий (de bello goth). Эти мифические жены – феи – большею частию представлялись в тройственном числе; но встречается также и число семь или тринадцать. Tre fate, странствуя по свету, являются к родильнице, предсказывают судьбу новорожденного младенца, прилагают его к своей груди и оказывают ему нежную заботливость, как попечительные матери (matres, matronae), почему французы называют их повивальными бабками – obstetrices, wentrières; две фаты напутствуют ребенка в жизнь добрыми пожеланиями, а третья дает зловещее предсказание. Есть такой рассказ: было в одной стране семь фей; шесть из них были приглашены в кумы и на родильном пиру посажены на почетные места за столом; о седьмой же забыли, но она явилась и непрошеная, и, между тем как приглашенные феи одаряли ребенка различными благами, эта последняя изрекла ему проклятие[233]
. Феи живут в ущелиях скал и в лесах, возле озер и источников; в славном лесу у ключа de Berenton народное воображение видело dames faèes, облеченных в белые одежды: они наделяли детей дарами счастия, и только одна из них, недобрая и завистливая, дарила бедствиями. Эти скалы, леса и источники первоначально усматривались на небе – в темных грядах дождевых облаков. О парках также думали, что они обитают в горах. Когда наступает жатва, феи показываются на деревенских празднествах и награждают прилежных прях. Их нередко представляют с «рогом изобилия» в руках, что намекает на ниспослание ими земного плодородия. По французским сказаниям, они, подобно немецким великанкам, носят на голове или в переднике огромные куски скал, а свободною рукою в то же самое время кружат веретено; в крестьянские избы они являются через дымовые трубы – путь, которым пользуются и наши ведьмы.Тождество дев судьбы с облачными нимфами с особенною наглядностию обнаруживается в скандинавских преданиях о норнах. Nôrn означает то же самое, что мойра, т. е. «умерщвляющая»; корень этого слова – nak (санскр. naç, лат. nec-are), откуда лат. nec-s, греч. νέχυ-ς, νεχ-ρος, гот. nahv-s, сканд. nâr, лит. nahwi – умереть, nahwe – смерть, слав. «навити» – убивать и навье. Западная отрасль арийского племени знала демоническую жену Naçus, которая поражала людей смертию и бросалась на их трупы. Эдда говорит о трех норнах, из которых каждая имеет собственное имя: Urdhr (die gewordene)[234]
, Verdhandi (die werdende)[235], Skuld (die werden sollende)[236], гот. Vaúrps, Vairpandei, Skulds, др.-в. – нем. Wurt, Werdandi, Scult. Имена эти означают «минувшее, совершающееся и долженствующее быть или прошлое, настоящее и будущее» и, таким образом, характеризуют нам германских парк в присвоенных им занятиях: первая знает все былое, вторая заведует текущими минутами жизни, а последняя определяет грядущие события; «Sie legten lcosse, bestimmten das leben der menschengeschlechter, schicksal zu ordnen». Подобные представления соединялись и с мойрами: Лахезис ведала τά γεγονότα, Клото – τάόντα, Атропос – τάμέλλοντα; латинские писатели распределяют эти обязанности несколько иначе: у Апулея Clotho заботится о настоящем, Atropos ведает прошедшее, a Lachesis устрояет будущее. По имени норны Urdhr назван колодец, бьющий из-под небесного корня мировой ясени, – Urdharbrunnr; возле этого источника, в прекрасном зале, обитают норны; из него черпают они воду и, окропляя ветви священного дерева, посылают ее на землю росою; вода эта все молодит и оживляет, следовательно, обладает теми же свойствами, что и благодатный jungbrunnen Идуны. Тут же у источника Урды собираются боги творить свой праведный суд и давать законы Вселенной. Три норны суть девы вещие, определяющие каждому человеку продолжительность и все обстоятельства его жизни; обязанные изрекать непреложные приговоры (= судицы), они восседают на судейских креслах. Приближаясь к колыбели новорожденного, норны прорицают ему судьбу и собственными руками прядут его жизненную нить. Когда народился герой Гельги (Helgi), ночью явились в замок норны, свили нити его судьбы и протянули посреди неба (unter dem Mondessaal) золотой шнур (gullinsimi – goldseil); одна норна скрыла конец шнура на востоке, другая – на западе, а третья (schwester des Neri) прикрепила нить к северу:Вся область между концами протянутого шнура, от востока до запада, должна со временем подчиниться власти героя, быть ареною его подвигов. У одного средневекового поэта сказано: