Леший любит блуждать по лесу, вешаться и качаться на древесных ветвях, как в люльке или на качелях, почему в некоторых губерниях ему дают название зыбочник[259]
; появляясь то здесь, то там, он свищет, хохочет, хлопает в ладоши, громко кричит на разные голоса: ржет как лошадь, мычит как корова, лает и мяукает. Хохот его слышен, по народным рассказам, верст на сорок в окружности. Этот титанический смех, свист, хлопанье и крики = старинные метафоры для обозначения грома и воющих ветров. Уподобление грома смеху встречается в поэтических сказаниях индийцев; у славян, германцев и других родственных народов оно породило мифы о страшном хохоте сатаны, раздающемся в адских вертепах, и сказки о богине-громовнице, веселый смех которой замолкает на все время зимы. Греки перенесли эту метафору на треск пылающих на очаге поленьев; Аристотель выражается о треске огня как о смехе Гефеста и Гестии[260]. Конь, корова, собака и кошка – зооморфические олицетворения грозовых туч, и потому леший кричит их дикими голосами, стараясь напугать боязливого путника. Низведя лешего с облачных высот в обыкновенные леса, народная память удержала все характеристические его признаки, созданные некогда под влиянием метафорического языка; хохот и крики лешего продолжают слышаться суеверным поселянам в треске падающих деревьев, в шуме листьев и завываний ветров, потрясающих дубравами. Эхо, раздающееся из глубины лесной чащи, поселяне считают откликом лешего и думают, что он нарочно отзывается на голос человека, чтобы заманить его в непроходимые трущобы или болота и там защекотать насмерть; особенно часто подвергаются этой опасности охотники и дровосеки. Русалки, в образе которых фантазия сочетала воедино представления о водяных и лесных девах, также любят качаться на древесных ветвях, также заливаются злым хохотом и щекочут насмерть завлеченных к себе неосторожных путников. Щекотать первоначально означало: издавать сильные, резкие звуки, подобные соловьиному свисту: «о Бояне, соловию старого времени! – восклицает певец «Слова о полку», – абы ты сиа плъкы ущекотал». Соловьиный же щекот, служил метафорою громко раздающихся напевов грозовой бури. От понятия издавать резкие звуки слово щекотать перешло к обозначению того действия, которым они вызываются, и именно к обозначению щекотанья, которым возбуждается громкий, непроизвольный смех. Подобно тому глагол лоскотать – щекотать кого-нибудь (лоскать, лосконуть – наносить удары) в польском языке (łoskotałć) сохраняет значение: хлопать, трещать, греметь. В стремительном полете завывающей бури грозовые, эльфоподобные духи (лешие, русалки) нападают на демонов мрачных туч, вертят и щекочут их и заставляют хохотать громовым хохотом – до тех пор, пока не погибнут они в страшных судорожных движениях, т. е. пока тучи не будут рассеяны грозою. В этой картине, набросанной смелою поэтическою кистью, кроется основа народного поверья о щекотанье лешими и русалками захваченных ими людей; образование этого поверья совершилось под влиянием тех мифических представлений, по которым эльфы и родственные с ними стихийные существа признаны были за похитителей человеческих душ.