Поэтические воззрения славян на природу. Сотворение мира и первые существа

Старинный миф о погружении в сон и пробуждении божества творческих сил природы сохраняется у славян в сказочном эпосе. Здесь повествуется: как ненаглядная красавица потеряла своего милого, пустилась странствовать и после долгих поисков обрела его в союзе с другою безобразною женою, у которой и покупает за серебряные и золотые диковинки (эмблемы весны) право провести с ее мужем три полные ночи. В эти ночи красавица будит своего неверного друга, напоминая о себе в трогательных причитаниях; но он спит крепким, непробудным сном, и только в третью ночь удается ей наконец вызвать его из волшебного усыпления, насланного хитрою соперницею, отстранить эту последнюю и войти в права настоящей супруги. Смысл этой сказки, знакомой и другим индоевропейским народам, следующий: в печальный период вьюг и морозов бог-громовник покидает свою красавицу (богиню лета) и вступает в новый союз с колдуньей-Зимою, которая и усыпляет его до той поры, пока не появится весна[322]. Еще нагляднее развита мысль о зимнем замирании природы в сказках о заклятых царевичах и царевнах. Историческая же обработка мифа, столь богатая у германцев, в славянском мире весьма слаба; причина этого факта, без сомнения, кроется в отсутствии героических элементов в истории славянских племен за те давно минувшие века, когда эпическое настроение народа было еще свежо и легко овладевало бытовым материалом для воплощения в нем мифических преданий. Только у чехов встречаем сказание, которое может быть поставлено наряду с вышеприведенными сагами о Карле Великом и других героях; но едва ли оно не обязано своим происхождением близкому соседству и влиянию немецкой национальности. В горе Бланике, в четырех милях от Табора (рассказывают чехи), заключены рыцари, павшие некогда в бою; они спят на полу и на каменных скамьях, и возле каждого лежит его оружие; некоторые покоются, опершись на меч, а другие – сидя верхом, склонив голову на шею лошади. Источник, вытекающий из горы, проливается их конями, которые стоят оседланные вдоль отвесной скалы. Каждый год на Иванов день Бланик открывается, и рыцари выезжают поить своих лошадей. Случилось раз пастуху зайти в открытую гору, рыцари проснулись и стали спрашивать: не пора ли выступать в поход? Но вождь их Венцелий, который покоится посреди пещеры – на возвышенном месте, отвечал: «нет, не настало еще время, когда уничтожим мы врагов Чехии!» И тотчас все погрузились в сон. Один кузнец позван был в пещеру подковать лошадей и в награду за труд получил старые подковы, которые впоследствии превратились в золото; рассказывают еще о конюхе: рыцари пригласили его вычистить навоз, он исполнил работу, а навоз оказался потом золотом. Часто слышится в горе стук оружия – это рыцари готовятся к битве. Битва эта произойдет тогда, когда враги со всех сторон ворвутся в страну, заселенную чехами, внесут в нее смерть и огонь, разрушат Прагу до основания, когда старый пруд около Бланика наполнится кровью и засохшие деревья позеленеют и дадут цвет. В то время выступит священное войско, и во главе его Венцелий на статном белом коне, держа в руке распущенное знамя; он изгонит хищных врагов, положит начало народной независимости и затем вместе с своими ратниками удалится на вечный покой. В Моравии существует предание о любимом князе Святополке (Svatopluk), что когда-то он должен воротиться к своему народу, и до сих пор в некоторых местностях совершается обрядовый ход для отыскания Святополка, что соответствует немецкому обыкновению искать Одина. Черногорцы рассказывают, что в пещере у развалин grada Oboda спит «dĕd njihov Cmojević Ivan»; его сторожит горная вила и разбудит тогда, как наступит время «da sjedini opet sa Crnomgorom ravni kotor i sinje more». На Руси означенный миф соединяется с именем Стеньки Разина, которому (как уже было сказано) народ приписывает сокрытие дорогих кладов. По берегам Волги, где он некогда гулял со своей вольницей, некоторые холмы носят названия: «Стол, Шапка, Бугры Стеньки Разина», а одно ущелье слывет его Тюрьмою. В Разинских Буграх, по народному поверью, знаменитый разбойник спрятал свое богатство в глубоких погребах, за железными дверями, и теперь оно лежит там заклятое. Сам Стенька Разин жив до сих пор, сидит где-то в горе, стережет свои поклажи и мучится; мать сыра земля не захотела принять его костей, и потому нет ему смерти. Перед наступлением Страшного суда он явится в мир и подобно антихристу станет всех по рукам разбирать: то будут тяжелые времена! Иногда он выходит из своей темницы и носится на белом коне в золотой одежде; бывали даже случаи, когда он показывался людям. Раз, возвращаясь из туркменского плена, русские матросы проходили берегом Каспийского моря; там стоят высокие-высокие горы. Случилась гроза, и они присели у одной горы. Вдруг вылез из горного ущелья седой, древний старик – ажио мохом порос: «здравствуйте, – говорит, – русские люди! бывали ль вы у обедни на первое воскресенье великого поста? слыхали ль, как проклинают Стеньку Разина?» – «Слыхали, дедушка!» – «Так знайте ж: я – Стенька Разин. Меня земля не приняла за мои грехи; за них я проклят, и суждено мне страшно мучиться. Два змея сосали меня: один со полуночи до полудня, а другой со полудня до полночи; сто лет прошло – один змей отлетел, другой остался, прилетает ко мне в полночь и сосет меня за сердце, а уйти от горы не могу – змей не пускает. Но когда пройдет еще сто лет, на Руси грехи умножатся, люди станут забывать Бога и зажгут перед образами сальные свечи вместо восковых; тогда я снова явлюсь на белый свет и стану бушевать пуще прежнего. Расскажите про это всем на святой Руси!»[323] В разных деревнях можно услышать рассказы, что не только Стенька Разин, но и Гришка Отрепьев, Ванька Каин и Емелька Пугачев до сего дня живы и скрываются в змеиной пещере на том острове, где живут получеловеки, или сидят заключенные в Жигулевских горах. Вздумала как-то одна набожная девушка спасаться в пещере; но вечером явился перед ней Стенька Разин – худой, весь обросший волосами, и прогнал ее: «эта пещера – моя, – сказал он, – здесь хранятся награбленные мною сокровища»; и в самом деле, при выходе оттуда девушка увидала бочки, наполненные золотом[324]. Итак, русское предание, согласно с немецкими сагами, связывает пробуждение Стеньки Разина с кончиною мира и беспощадным, кровавым побоищем, какое ожидается при этом всемирном событии; сам он носит признаки, наложенные рукою Смерти = Зимы: старый, худой, он весь порос мохом и волосами. Тем не менее характер русского предания значительно отличается от саг, созданных германским племенем. Там спящие герои – представители благотворных, творческих сил природа, выступающие на борьбу с враждебными ратями демонов, на помощь родной стране и на устроение новой счастливой жизни; напротив, у нас, под влиянием тех исторических данных, которые послужили материалом для обработки старинного мифа, герой – разбойник и грабитель и является с тем демоническим значением, какое придавалось великанам-тучам, как жадным похитителям золота солнечных лучей и плодородного семени дождя. По тесной связи громовника с мрачными тучами он представлялся, с одной стороны, победителем демонов, а с другой – их злобным владыкою, который то задерживает дожди, то чрезмерными ливнями и градом истребляет жатвы и посылает голод и мор. Эти различные представления единого божества распались впоследствии на два отдельные образа; при Зевсе-тучегонителе явился бог-кузнец, обитатель подземных пещер, низверженный с неба Гефест, при всещедром, праведном Торе – лукавый Локи, которого позднейшие поверья смешивают с сатаною и антихристом; мир подземный сливается в народных сказаниях с пещерами облачных гор, в которых сидит заключенный и окованный железными цепями отец лжи – сатана, и будет сидеть там до самого Страшного суда. Именно этот демонический тип сочетала фантазия с Стенькою Разиным. И Локи, и тождественный с ним Прометей были прикованы к скалам; над первым висела змея и капала ему на лицо свой жгучий яд, а второго терзал за печень орел, посланный Зевсом; точно так Стеньку Разина, заключенного в горе, сосет за сердце летучий змей. И орел – носитель Зевсовых стрел и змей-сосун суть зооморфические олицетворения молнии, терзающей своим острым клювом демона-тучу. Вместе с Разиным заключены в змеиной пещере получеловеки – баснословные люди об одном глазе, одной руке и одной ноге, которые, чтобы двинуться с места, принуждены складываться по двое, и тогда бегают с изумительной быстротою: они плодятся, по русскому поверью, не вследствие нарождения, а выделывая себе подобных из железа. Дым и смрад, исходящие из их кузниц, разносят по белому свету повальные болезни: мор, оспу, лихорадки и т. д. В Томской губ. они называются оплетаями, у хорутан – половайниками; происхождение половайников приписывается дьяволу. Ясно, что это дикое племя родственно одноглазым кузнецам-циклопам, помощникам Гефеста. В борьбе с великанами (= тучами) Зевс и его сподвижники низвергли своих врагов в преисподнюю и придавили их огромными скалами; впоследствии миф этот был перенесен на знаменитого в древности завоевателя – Александра Македонского, и средневековые повести[325] рассказывают о борьбе его с дивами, т. е. великанами, которых заточил он в каменные горы: «и взиде (Александр) на восточные страны до моря, наричемое Солнче место, и виде ту человекы нечистые… убояся, еда како умножаться и осквернать землю, и загна их на полунощные страны в горы высокие; и Богу повелевшю, сступишася оних горы полунощные, токмо не сступишася о них горы на 12 локоть – и ту створишася врата медяна и помазашася сунклитом, и аще хотят огнем взята – не возмогут и жещи; в последняя же дни… изидуть и си сквернии языкы». Чрез посредство литературных памятников означенная басня перешла и к нам, слилась с древнейшими народными преданиями и сделалась общим достоянием. Предки наши указывали на разные горы, как на места заключения «нечистых языков». Старинный летописец записал рассказ новгородца Гюряты Роговича: послал он отрока своего в Югорскую землю; «Югра же рекоша отроку: дивьно мы находихом чюдо… суть горы зайдуче луку моря, им же высота ако до небесе, и в горах тех клич велик и говор, и секут гору, хотяще высечися; и в горе той просечено оконце мало, и туде молвять, и есть не розумети языку их, но кажуть на железо и помавають рукою, просяще железа. Есть же путь до гор непроходим пропастьми, снегом и лесом, тем же не доходим их всегда; есть же и подаль на полунощии». По поводу этого рассказа летописец замечает: «си суть людьс, заклепании Александром Македоньскым царем». В путешествии Василия Гогары (1634) читаем: «да в той же грузинской земле меж горами высокими и снежными в непроходимых местах есть щели земные, и в них загнаны дивие звери Гог и Магог, а загнал тех зверей царь Александр Македонский». Из летописных указаний видно, что мысль об этих «дивьих», нечистых народах соединялась в былые времена с половцами и татарами, которые неведомо откуда находили на русскую землю и предавали ее страшному опустошению. И на западе Европы существовало в средние века убеждение, что татары вышли из тартара; в гуннах же признавали народ, происшедший от плотского смешения ведьм с лесными демонами или колдуна с волчицею, и смешивали их с великанами[326]. В устах русского люда басня о народах, заклепанных Александром Македонским, передается так: «жил на свете царь Александр Македонский – из богатырей богатырь, и войско у него было все начисто богатыри. Куда ни пойдет войною – все победит, и покорил он под свою власть все земные царства. Зашел на край света и нашел такие народы, что сам ужаснулся: свирепы пуще лютых зверей и едят живых людей; у иного один глаз – и тот во лбу, а у иного три глаза; у одного одна только нога, а у иного три, и бегают они так быстро, как летит из лука стрела. Имя этих народов было Гоги и Магоги. Начал воевать с ними Александр Македонский; дивии народы не устояли и пустились от него бежать; он за ними, гнать-гнать, и загнал их в такие трущобы, пропасти и горы, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Свел над ними одну гору с другою сводом, поставил на своде трубы и ушел назад. Подуют ветры в трубы, и подымется страшный вой, а дивии народы кричат: о, видно, еще жив Александр Македонский! Эти Гоги и Магоги доселе живы и трепещут Александра, а выйдут из гор перед самою кончиною света».