Поэтические воззрения славян на природу. Стихии, языческие боги и животные

С плугом соединялось то же мифическое значение, что и с кораблем. Оба эти понятия роднились в воззрениях древнего человека; как первый врезывается в землю и раздирает ее, так последний режет воды и прокладывает себе путь по этой влажной стихии, почему самое слово плуг (литов. plugas, др. – нем. pflüch, ploh = pflug, скан. plogr, англ. plough) производят от общего индоевропейского корня plu (плути = плыть, т. е. взрывать водную поверхность; греч. πλενl от которого образовались и санскр. plava и греч. πλοιον – корабль. От корня «аr», соответствующего санскр. r, аr – laedere произошли греч. αροω, лат. аrо, ирл. araim, кимр. aru, армор. аrа, готск. arjan, англос. erian, сканд. еriа, др. – нем. аrаn, лит. arti, славян. о(а)рати, пол. оrас – взрывать землю; греч. αροτρον, лат. aratrum, кимр. aradyr, aradr, др. – корн. aradar, армор. arazr, аrаr, др. – нем. erida, сканд. ardr, литов. arklas, др. – слав. орало, чешск. oradio, пол. radio, рус. рало – соха; но те же речения употреблялись и в смысле пахания моря или гребли: в языке Вед aritra – корабль, руль и весло, сканд. аr и англос. are – весло[337]. Слово пахать, кроме значения орать, возделывать землю, употребляется еще в смысле: а) резать, например, пахать хлеб или мясо, и b) мести, развеять: «сени еще не паханы» (не метены[338]), пахалка – метелка, опахало, пах – дух, чад, пахнуть – дуть, веять; сравни: мести и ме(я)тель – вьюга. Оранье земли, таким образом, сближается в языке с вихрем, волнующим реки и моря, вырывающим деревья и вздымающим пыль; вихрь так же взрывает землю и воды, как плуг – ниву, а корабль – море. И с кораблем, и с плугом нераздельно представление о роющем орудии; у плуга есть для того железное лезвие, а у корабля – нос, как у свиньи, копающей землю носом или рылом. От санскр. корня ru – ferire, secare образовались славян. рыти, рвати, руль (пол. rydel, лат. rutrum – заступ), обл. роя – лодка, рыло (пол. ryi)[339]. Вот почему свинья является в народных поверьях как воплощение вихря и символ земледелия (см. гл. XIV); в санскрите плуг – godarana, т. е. дерущий землю[340], а в некоторых местах Германии соха называется schweinsnase, англ, pigsnose; латин. роrса – борозда явно совпадает с porcus, роrса – боров и свинья, подобно тому как санскр. vrika – волк (собственно: разрывающий, режущий) в Ведах употребляется и в смысле плуга. Под влиянием означенных воззрений первобытный народ уподобил грозовое облако – плугу. Бог-громовник роет вихрями облачное небо, бороздит его разящими молниями и разбрасывает семя дождя. Если припомним, что изобретение ковать металлы приписывалось божеству гроз, то, конечно, им же был выкован и первый плуг; как владыка, творящий земные урожаи, он научил человека возделывать нивы, пахать и засеивать землю. По рассказу Геродота, скифы-земледельцы вели свое происхождение от младшего Солнцева сына, по Имени Kola-ksais= князь колесницы (коло – повозка на колесах); в следующей главе мы увидим, что бог-громовник, по народным преданиям, разъезжает по небу в колеснице и стуком ее колес производит громы. Только один Kola-ksais и умел владеть плугом, сделанным из горящего золота, который вместе с золотым ярмом упал с неба, – тогда как два старшие его брата, взявшись за этот плуг, обожгли себе руки: как воины (князь-Щит и князь-Стрела), они не знали тайны земледелия. Ради того Kola-ksais сделался царем над скифами, а плуг – символом царственной власти. Такое важное значение приписывалось плугу у всех древнейших народов. В старинном французском романе король Hugon своеручно пашет золотым плугом; как римские послы, отправленные звать на диктаторство Цинцината, нашли его возделывающим свое поле, так и чешский Премысл был призван к княжеской власти от сохи[341]. Выше мы объяснили смысл греческого предания о Язоне, который вспахал поле (= небо) медными, огнедышащими быками, т. е. грозовыми тучами, и засеял драконовыми зубами, т. е. молниями. На таких же сказочных быках пахал и Премысл; после его избрания быки поднялись на воздух и скрылись в расщелине скал, которые, приняв чудных животных, тотчас же сомкнулись; это – те облачные скалы, из мрачных пещер которых Индра каждою весною выгонял на небесные поля своих дожденосных коров (см. гл. XIII). Старинная русская былина рассказывает про богатыря Микулу Селяниновича: пахал он в поле, и была у него сошка позолоченная, омешики булатные; усмотрел его молодой витязь Вольга Святославич и поехал к нему с своею дружиною; ехал день, ехал другой с утра до вечера – и не мог нагнать пахаря; настиг его уже на третий день. Надо было сошку из земли повыдернуть, камни и глыбы из омешиков повыгряхнуть; вся могучая дружина пробует свою силу и не может ничего сделать, а сам пахарь подошел да ударил по сохе – и полетела она высоко под облака. Сверх того, предания наши говорят о пахании на змеях, этих демонических представителях громовых туч, с которыми вел вечные, нескончаемые битвы молниеносный Перун. Таково предание о сильном богатыре Никите или Кирилле-Кожемяке. Когда Никита-Кожемяка одолел змея в бою, он запряг его в соху, весом в триста пуд, и проложил борозду до самого моря; после того вогнал змея в воду, убил его и утопил в море. В «Виленском Атенее» 1842 года сообщено подобное же сказание: в незапамятные времена наслал Бог на казачий народ чудовищного змея. Владетель страны, желая отвратить опустошения, заключил со змеем договор, по которому обязался давать ему по юноше из каждой семьи. Через сто лет дошла очередь до царского сына, и он при общем сетовании родных отведен на роковое место. Там является ему ангел, научает молитве «Отче наш» и велит спасаться от змея бегством, непрестанно повторяя слова выученной молитвы. Три дня и три ночи бежал юноша от змея; на четвертый день силы его стали изнемогать. Уже змей был близко и дыхание из его страшной пасти начало опалять несчастного, как вдруг он увидел железную кузницу, в которой св. Глеб и Борис ковали первый плуг для людей. Царевич вскочил в кузницу, и вслед за ним захлопнулись железные двери. Змей три раза лизнул дверь и просадил язык насквозь. Тогда Борис и Глеб схватили змея за язык раскаленными клещами, запрягли в плуг и провели по земле борозду, которая и доныне слывет «Змиевым валом». Такие валы, называемые Змиевыми, до сих пор указываются во многих местах Украины; Шафарик находит их и в других славянских землях, а на западе существуют предания о «чертовом вале». Народное суеверие утверждает, что св. Борис все плуги ковал да людям давал. Борис и Глеб нередко заменяются св. Кузьмой и Демьяном, причем эти последние сливаются народом в одно лицо. Раз Кузьма-Демьян, божий коваль, делал плуг, как вздумал напасть на него великий змей и уже пролизал языком железную дверь в кузницу. «Божий коваль» ухватил его клещами за язык, запряг в плуг и проорал землю от моря и до моря; проложенные им борозды лежат по обеим сторонам Днепра «Змеевыми валами». Змей все просился испить воды из Днепра, а Кузьма-Демьян погонял его до самого Черного моря и там уже отпустил напиться. Чудовище выпило половину моря и лопнуло. До сих пор по деревням в день св. Козьмы и Демьяна (1 ноября) кузнецы ничего не куют и бабы не шьют, почитая это грехом; а народная загадка кованую железную цепь называет Кузьмою: «узловат Кузьма, развязать нельзя». Приведенное предание занесено в сказку об Иване Попялове, где Кузьма и Демьян убивают молотами (= молниями) гигантскую змеиху, которая разевает свою пасть от земли до неба; эта змеиха вполне соответствует матери змея-Вритры, поражаемой громовою палицею Индры. Таким же образом в другой сказке Буря-богатырь, коровий сын (Перун = молния, сын коровы-тучи), спасается от змеиной матери, являющейся в образе громадной свиньи. Это участие баснословных змей, коровьего сына и свиньи (= демонический образ тучи; связь свиньи с плугом сейчас была указана) ясно свидетельствует, что первоначальная, древнейшая основа рассматриваемых нами сказаний была чисто мифическая; место действия впоследствии с неба перенесено на землю и привязано к известным урочищам, как это часто происходит в истории мифа; легендарная обстановка принадлежит тому позднейшему времени, когда под влиянием нового вероучения атрибуты и подвиги различных героев языческого эпоса были переданы христианским угодникам. Та же судьба не могла не постигнуть и мифических кузнецов, приготовителей Перуновых стрел. Память Бориса и Глеба празднуется дважды в году: а) весною 2 мая, когда крестьяне принимаются за пашню; по пословице: «Борис и Глеб сеют хлеб»; имена их народ объясняет себе созвучными словами: «барыш» и «хлеб»; святые эти сулят урожай и прибыль, и потому всякий старается продать что-нибудь в день 2 мая, чтобы весь год торговать с барышом. b) Потом празднуют Борису и Глебу 24 июля, когда поспевает жатва и бывают сильные грозы: «Борис и Глеб – поспел хлеб». Вместе с Ильею-пророком они заступили место Перуна; как Илья-пророк пожигает молнией убранный хлеб тех, которые не чтут его праздника (20 июля), так и св. Борис с Глебом пожигают сжатые копны у крестьян, работающих в поле 24 июля, почему каждому из них дается название Паликопа или Паликопна. Присвояя Борису и Глебу те особенности, какие некогда принадлежали богу-громовнику, народные поверья заставили их ковать первый плуг и пахать на огненном, крылатом змее. Те же представления были перенесены и на св. Кузьму, по созвучию этого имени со словами: кузло (ковка) и кузня; другое основание, которым руководился при этом народ, будет указано дальше. С началом весны Перун одолевал демонических змеев (= зимние тучи), запрягал их в громовый плуг и бороздил облачное небо; вспахавши небесные нивы, он побивал змеев своею молниеносною палицею, или они сами, утомленные трудною работою, опивались морской водою и лопались, т. е. тучи, переполнившись дождевой влаги, проливали ее с громом и треском на жаждущую землю. Как скифы верили, что плуг и ярмо были брошены им с неба верховным божеством, так болгарское предание говорит, что Дедо-Господь научил людей орать и ткать, а украинские поселяне убеждены, что сам Бог дал Адаму плуг, а Еве кужелку, когда высылал их из рая[342]. В малорусской щедривке Господь представляется возделывающим ниву: