Поэтические воззрения славян на природу. Стихии, языческие боги и животные

Между славянскими племенами сказание о «дикой охоте» далеко не получило такого полного развития, – хотя отдельные метафоры, под влиянием которых оно возникло, и не были им чужды. Очень может быть, что самая охота не пользовалась у славян таким широким сочувствием, как у народов германской отрасли; но если принять во внимание, что вообще поэтическая обработка преданий у славян гораздо слабее, чем у германцев (что, разумеется, зависело от различия местных и исторических условий, в какие были поставлены те и другие), то справедливее будет объяснять указанный факт именно из этого главного основания. Лужичане называют дикого охотника Dyterbernat и тем самым обнаруживают, что предание это есть не более как заимствованная от немцев сага о Дитрихе фон Берне (Dietrich von Bern). Кроме того, они знают юную и прекрасную богиню охоты – по имени Dzivica, которая любит охотиться в светлые лунные ночи; с оружием в руках мчится она на борзом коне по лесам, сопровождаемая ловчими псами, и гонит убегающего зверя. Знают ее и в других славянских землях; по народным рассказам, чудесная дева охотится в дебрях Полабии и на высотах Карпатских гор. У чехов чтилась Děvana (по указанию Вацерада: «Letnicina i Perunova dci»), у поляков – Dzievona (Zievonia), которую авторы хроник сравнивали с Церерою. И характер, и самое имя (Дева = Дива) указывают в ней богиню, тождественную Диане[475]. Чтобы охота была удачная, в Новгородской губ. читают следующее заклятие: «пойду я в чистое поле, в чистом поле млад месяц народился, от млада месяца – млад молодец: сидит на вороном коне, по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, на буйной голове все кудри в золоте. Держит молодец золотую кису, золотой топор и булатный нож; в золотой кисе лежит мясо, и сечет мясо молодец булатным ножом и бросает на мой волок… Возговорил добрый молодец: гой еси лисицы черноухие, черноусые, лисицы бурые, рыси и росомахи, и седые волки! сбегайтеся на мой волок, на мою отраву – днем по солнцу, а ночью по месяцу. Ключ да замок!» Мифический молодец с золотыми кудрями и руками – бог весенних гроз; он скачет на вороном коне-туче, держа в руке золотой топор-молнию, и разбрасывает притраву, чтобы сбегались на нее волки, лисицы, рыси и росомахи. К нему, как небесному ловчему, обращено вещее слово заговора, силою которого лесной зверь должен сам бежать на охотника.

По древнейшим воззрениям, твердо запечатленным в языке, губительная зараза приносилась бурным дыханием вихрей (поветрие), а души усопших, как существа стихийные, воздушные (дух – ветр), возносились в небесные страны на крыльях ветров и на летучих кораблях-тучах. Вот почему в свите дикого охотника шествуют Смерть и покойники; вот почему и собаке, как мифическому олицетворению ветра и грозы, дается участие в представлениях о загробной жизни, а знойное время года, порождавшее моровую язву, называлось у римлян песьими днями (caniculares dies). По свидетельству Вед, души усопших сопровождались на тот свет двумя собаками, которые были приставлены оберегать пути в ад и в царство блаженных; персы верили, что умершие должны были переходить мост Шиневад (= радугу), ведущий на небо и охраняемый сильною собакою. В Персии и Бактрии было в обычае бросать мертвецов, а также безнадежно больных и дряхлых стариков на съедение псам, в чем выразилось суеверное воззрение на собак как на путеводителей душ в царство блаженных[476]. Равным образом в греческой мифологии страшный трехглавый Цербер, хвост которого был подобен дракону, а грива кишела змеями (= молниями), сторожил мрачный аид; по сказанию Эдды, когда Один отправился в темное жилище Геллы (Ninheimr), чтобы своими песнями воззвать душу умершей валы (вещей жены) и спросить ее об участи Бальдура, то у ворот ада встретил его злой пес с разинутой пастью и кровавыми пятнами на груди и громко лаял на владыку богов. В Веласе, когда по горам воет буря, народу слышится лай адских собак (cron annwn), которые преследуют души умерших. У буддистов сохраняется верование, что в адских дебрях терзают грешников псы острыми железными зубами. В старинном апокрифе об адских муках сказано о великой грешнице: «руцеже ея грызяху два пса великие». Вой собаки принимается за предвестие тяжкой болезни и смерти, и потому, заслышав его, говорят: «вой на свою голову!» Если собака роет на дворе яму, то непременно к покойнику: вырытая ею яма намекает на скорую необходимость в могиле[477].