Поэтические воззрения славян на природу. Стихии, языческие боги и животные

Волк, по своему хищному, разбойничьему нраву, получил в народных преданиях значение враждебного демона. В его образе фантазия олицетворила нечистую силу ночного мрака, потемняющих небо туч и зимних туманов. Такое олицетворение стоит в тесной связи с верою в благодатные небесные стада, дарующие земле плодородие. Как обыкновенный, домашний скот имеет страшного врага в поедучем волке, так и небесные стада, выводимые богиней Утренней Зорею и весенним Перуном, должны были иметь своих мифических волков, представителей темной ночи и губительного влияния зимы. Первобытное, младенческое племя усматривало на небе свой пастушеский быт, во всей его житейской обстановке. Народная загадка: «пришла темнота пид наши ворота, пытается лепеты: чи дома понура?», означает волка, собаку и свинью. Слово темнота служит здесь метафорическим названием волка, как, наоборот, в следующих загадках слово волк принимается за метафору ночного мрака: «пришел волк – весь народ умолк, ясен сокол пришел – весь народ пошел», т. е. с приходом волка-ночи люди предаются покою, а с прилетом ясного сокола-дня пробуждаются от сна и спешат на работы; «цап-цап (козел) по полю басуе, з цапенятами гарцюе; поты буде гарцювати, поки вовк не стане спати», т. е. месяц и звезды, представляемые козлом и козлятами, до тех пор будут светить, пока не исчезнет ночь, или, выражаясь метафорически, – пока станет бодрствовать волк. Свидетельство наших загадок подтверждается индийским представлением, по которому Утренняя Зоря сражается с волком и вырывает из его пасти светозарное солнце, т. е. заря выводит дневное светило из недр ночного мрака. Эпитеты волчий и вечерний употреблялись иногда как равносильные; так Вечерницу (Hesperus – планету Венеру) называют Волчьею звездою; у литовцев она известна под именем Zwerinne – от zweris – волк, у чехов Zwiretnice, Zwerenice, в одном из старинных западнорусских переводов Иова – Зверяница; в областных говорах слово зверь означает волка[482]. Что волк служил символом темной тучи, на это мы имеем прямое указание Кормчей книги; это весьма важное свидетельство читается так: «облакы-гонештеи от селян влъкодлаци нарицаються; егда убо погыбнеть лоуна – или слънце – глаголють: влъкодлаци лоунд из(ъ)едоша или слънце; си же вься басни и лъжа суть». Итак, тучи, закрывающие солнце и луну, назывались волкодлаками; слово волкодлак (вркодлак) есть сложное из волк и длака (шерсть, руно, клок волос) и означает волчью шкуру. Выше мы видели, что облака уподоблялись звериным шкурам; здесь эта метафора слилась с представлением волка. Небесные светила, омраченные облаками, и бурные, грозовые духи, шествующие в тучах, казались одетыми или обернувшимися в волчьи шкуры, т. е. оборотнями-волками. По хорутанским преданиям, волчий пастырь = тучегонитель Перун (см. гл. XIII) принимал на себя образ этого зверя; та же сила превращения приписывается колдунам и ведьмам, которые носятся по поднебесью, посылают град и вьюги и похищают звезды и месяц. Сахаров записал любопытный заговор, произносимый, по народному поверью, оборотнем: «на море на окиане, на острове на Буяне, на полой поляне, светит месяц на осинов пень – в зеленый лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый», т. е. волкодлак или, по объяснению Кормчей, облакогонештий захватывает своими зубами небесные стада. Низводя это мифическое представление на землю, крестьяне думают, что на Ильин день, когда бог-громовник разъезжает по небу в огненной колеснице, волки и змеи (= тучи и молнии) выходят из своих нор, бродят по полям и лесам, жалят и терзают домашнюю скотину, и только один гром в состоянии разогнать их; потому-то в этот день не выгоняют стад в поле. С обоими понятиями: и с облаком, и с волком равно соединялась мысль о тайном сокрытии и похищении; как тучи, заволакивая небесный свод, скрывают светила и, пока не будут разбиты Перуном – таят в своих затворах благодатное молоко дождя, так волк уносит овец и коз и истребляет коров. «Страх тепло волочет», выражается народная загадка о волке, увлекающем овцу. Хищный характер волка возбуждал представления о грабеже, насилии и резне: от санскр. vrc – laedere, occidere или vrk – capere, sumere образовались vrka – не только волк, но и вор, лит. wilkas, др. – слав. влъкъ, пол. wilk, чешск. wlk, илл. vuk, гот. vulfs (vilvan – грабить), англос. wulf, сканд. ûlfr, нем. wolf (муж. р.) и wulpa (жен. рода; «k» изменилось в «f» = «p»); греч. λύχος Пикте объясняет формою Γλυφός (= вълкъ), а лат. lupus формою vlupus (vulpus = vulfs). Сканд. vargr означает волка, разбойника и вора; у нас употребительно выражение: волк зарезал столько-то овец или коров, а в народных песнях слово волк заменяется эпическим названием: лютый (от снк. корня lu – рвать, терзать, грабить) зверь; литов. lûtas – хищный зверь вообще. Замечательно, что прилагательное лютый в областных говорах значит: проворный, резвый («он лют бегать», т. е. скор на ногу), и, следовательно, в отношении к волку эпитет этот указывал не только его жадную свирепость, но и быстроту бега – признак, ради которого народные загадки сравнивают с волком скачущую повозку[483]. На том же основании немцы уподобляют ему ветер; в верхнем Пфальце о ветре, пробегающем по колосьям нивы, говорят: der Wolfgeht durch das Getreide». В песнях древних скальдов ветр называется hund или wolf des waldes, т. е. сокрушитель деревьев. Как другим мифическим животным, олицетворяющим собою летучие облака и вихри, были придаваемы крылья, так придавались они и волку-туче. Почти у всех индоевропейских народов известна сказка о сером волке, который с быстротою ветра носит царевича в отдаленные страны и помогает ему добыть жар-птицу, золотогривого коня и красавицу-невесту; в одном из русских вариантов этой сказки волк является крылатым: едет царевич на добром коне и видит – с западной стороны летит на него крылатый волк; сильно ударил волк своим крылом царевича, но не вышиб его из седла; царевич тотчас оправился и отсек ему мечом-кладенцом (= молнией) правое крыло[484]. Польская сказка изображает полет волка в таких эпических выражениях: «wilk rozbiegi sie, zamachai ogonem, wzniysi się w powietrze i jak jaskulka poleciai wyїej lasyw szumiacych, niїej chmur piywajacych, po nad gyry wysokie, po nad morza gikbokie». В этом представлении тучи волком находит объяснение эпитет λυχαιοζ придаваемый Зевсу, от λϋχος – волк, т. е. Зевс, одетый темными облаками, гремящий из туч[485]. Скандинавский Один имел чудесных волков Gen (голодный, прожорливый) и Freki (яростный), которых поил он тем же бессмертным напитком (= дождем), каким утолял и свою жажду; по свидетельству Младшей Эдды, когда Один восседал на троне – у ног его помещались два волка, а на плечах – два вещих ворона; тот же зверь и та же птица были посвящены и греческому Аполлону[486]. Великаны и ведьмы ездят, по немецким преданиям, на волках, т. е. носятся на бурных, грозовых облаках. Так при погребении Бальдура боги, чтобы сдвинуть в море корабль с трупом усопшего, послали за помощью к великанам, – и вот приехала великанка Hyrrokin (igne fumata) на волке, взнузданном змеею (на молниеносной туче; подобная змее, извивистая молния здесь сравнивается с уздою или вожжами, накинутыми на облачного зверя), и едва толкнула корабль ногою – как он сдвинулся с места и потряслась широкая земля (метафора грома). По средневековому германскому поверью, девятигодовалый волк рождает змей, т. е. туча производит молнии.