Поэтический язык Иосифа Бродского

Составная рифма, например, известная русской поэзии как в виде каламбура (Мятлев, Минаев), так и в различных других вариантах, а в начале двадцатого века широко употреблявшаяся поэтами-футуристами, становится у Бродского одной из примет его стиля. Однако дело не в том, что она употреблялась или была известна до Бродского и что не он ее выдумал, а в том, что впервые за всю историю русской поэзии она перестала восприниматься как некий экзотический и чужеродный элемент (Крепс, 1984-а: 8);

составная рифма Бродского тем и интересна, что неинтересна, в ней нет лихой сногсшибательности ее старших сестер, ибо она органична и ненавязчива – одна из возможностей среди десятка других возможностей, использование ее ненарочито и совсем не всегда подчеркивается ее регулярной встречаемостью в регулярных местах. Более того, не в ней дело, а в смысловых ходах контекста, важность и серьезность которого не позволяет вниманию отвлечься и думать о форме, отчего изощреннейшие технические достижения Бродского (и не только в области рифмы) остаются незамеченными, о них не думают, как не думают ни о планах, ни о кирпичах великолепного здания, называя все незамеченное достойным словом гармония (Крепс, 1984-а: 10).

Составные рифмы в поэме «Царевна-лягушка» тоже виртуозны:

В глухую ночь уйду в резиновом плаще я

,Ты будешь слезы лить, по мне в лице тощея,
И выть, вотще ища иглу в яйце Кощея».

Так думал блат рапсод полей и рек, а как вы

?Ужели не мила вам дочь земли и аквы?
Не попадете ли с сим тезисом впросак вы?

Кроме того, у Крепса встречаются скрытые образопорождающие рифмы: Приятно лепеча, пьет за гостей без злости (ср.: гость – злость); с осанкой гордой в хорде (ср.: гордо – хорда).

В филологической книге Крепса большое внимание уделяется такому аспекту новаторства Бродского, как отказ «от стилистически дифференцированного языка поэзии» (Крепс, 1984-а: 7), и это явление Крепс связывает с влиянием английских метафизиков XVIII в.: