Читаем Поэтика детектива полностью

Именно поэтому герой детектива – интеллектуал. Можно привести множество примеров того, как детективисты подчеркивают эту черту своего героя: Жак Фатреял прямо называет своего героя, профессора Ван Дузена, «мыслящей машиной»; Эркюль Пуаро настаивает на том, что его работа заключается не в сборе улик: ему вообще нет нужды выходить из дома, чтобы решить детективную проблему; ряд других «великих сыщиков» подтверждают этот тезис на деле, никогда не покидая своей квартиры. Одним словом, функция героя детектива – чистая мысль; если он все же осуществляет какие-то передвижения, то лишь потому, что никто, кроме него, не сможет задать правильные вопросы или сделать правильные выводы из увиденного. Если же в детектив вклиниваются эпизоды, где сыщик выступает как «человек действия» (бегает, стреляет и проч.), то лишь подлинное мастерство и чутье автора могут сделать такие эпизоды по-настоящему уместными и художественно оправданными.

Герой – «мыслящая машина» появился, напомню, как герой романтический. А романтический герой в большинстве случаев противопоставлен обывателю; он может поражать своей исключительностью, а может и шокировать. И уже в первом в истории литературы детективе – «Убийство на улице Морг» – «великий сыщик» заявляет: «Такое расследование нас позабавит». Безымянный рассказчик, очевидно, шокирован, поскольку замечает: «У меня мелькнуло, что “позабавит” не то слово, но я промолчал»[122]. Для сыщика и читателя разгадывание загадки действительно в первую очередь «забава», решение головоломки. У.Х. Райт справедливо отмечал: «…детективный роман не относится к сюжетной литературе в обычном смысле этого слова, но, скорее, принадлежит к категории головоломок; фактически это сложная и расширенная загадка, изложенная через сюжет. В сущности, широкая популярность и интерес к нему вызваны теми же факторами, которые вызывают интерес к кроссвордам. Действительно, структура и механизм детектива и кроссворда чрезвычайно схожи»[123]. Эта особенность детектива обыгрывалась классиками жанра многократно. Если сравнить почти любой из фильмов о Шерлоке Холмсе (за исключением разве что сериала «Шерлок» и его клонов) с произведениями Конан Дойля, не могут не броситься в глаза неприятные черты героя, связанные в первую очередь как раз с его холодностью и поглощенностью интеллектуальными задачами преимущественно. Его реакция на очередную загадку аналогична реакции Дюпена: «Вы пойдете в тюрьму!.. Да это просто замена… просто ужасно»[124].

На теоретическом уровне эта особенность детектива была отмечена – опять-таки – Н.Н. Вольским: «…интересы клиента руководят действиями великого сыщика лишь до тех пор, пока следование этим интересам не расходится с путями, ведущими к истине. Большей частью эти два аспекта расследования совпадают, но так бывает не всегда»[125].

Итак, сыщик в детективе имеет право быть свободным от эмоций: суть этого жанра, как уже было сказано, в разгадывании загадки. Однако исторически сложилось так, что значительная часть этих загадок носит криминальный характер; а криминальные события, естественно, ставят под угрозу судьбу одного или нескольких персонажей (жертвы преступления и/или несправедливо обвиненного). Такие повороты сюжета еще усиливают его напряженность, следовательно, привлекают больший интерес к детективу; но они же и лишают однозначности отстраненную позицию сыщика. По сути, сыщик разгадывает головоломку; опасность, нависшая над персонажами, – условность чистой воды. Но автор для того и вводит эту условность, чтобы читатель хотя бы минимально сопереживал персонажам. Следовательно, герой должен это сопереживание разделять, чтобы не утратить читательских симпатий.

В результате, если в детективе имеется рассказчик-«Ватсон» (с которым читатель больше склонен отождествлять себя, нежели с «великим сыщиком»), он всегда готов сострадать жертвам преступления. Но и в образе сыщика появляются черты, его смягчающие. Приведенная нами цитата из «Убийства на улице Морг» имеет не менее важное продолжение: «…к тому же Лебон когда-то оказал мне услугу, за которую я поныне ему обязан». Холмс способен не только радоваться несчастью, постигшему Джона Гектора Макфарлейна, но и негодовать из-за гибели Джона Опеншо в «Пяти апельсиновых зернышках» (а в сериале «Шерлок» герой инсценирует собственную смерть, чтобы спасти своих друзей). Естественным продолжением этой тенденции стало появление у ряда авторов сыщика-моралиста (герои Честертона, Кристи, Инны Булгаковой). Однако «протестное движение», породившее отца Брауна или Эркюля Пуаро (фраза «я не одобряю убийства» – один из лейтмотивов всего цикла произведений о нем), не может уничтожить сущностного имморализма детективного жанра[126].

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное