Поэтика и семиотика русской литературы

Скоро, наконец, эта песня потерялась в темном уральском бору, как и самая партия, след которой заметали темные облака пыли. Изредка только в прорезывающих косвенных лучах солнца посреди этой пыли виднелась тележонка с кучей высовывающихся из нее детских головок да старая кляча тащила телегу с фигурой, обращенной лицом назад, на знакомую дорогу, подле которой, склонившись и закрывши совсем лицо, сидела какая-то женщина [150] .

Выразительная фигура женщины в своей скульптурности становится здесь своего рода эквивалентом пограничного памятника, содержательным знаком его – либо, может быть, еще более масштабным по психологическим параметрам символом горюющей Матери-Расеюшки, о которой так много говорилось в очерке до этого момента.

При более отстраненной, объективированной и фактографичной точке зрения в описании пересечения границы и ее самой ясно просматриваются разные уровни семиотизации – вещественный, ситуационный, словесный (текстовый). Вот как описывал в 80-х годах XIX века момент пребывания на границе Г. Кеннан, американский журналист и путешественник, для которого это событие оказалось более значимым, чем пересечение государственного рубежа России:

...