Поэтика за чайным столом и другие разборы

Твой мир, болезненный и странный, Я принимаю, пустота!

И принимая ветер рока, Раскрыла парус свой душа.

Легкий крест одиноких прогулок Я покорно опять понесу <…> О, позволь мне быть также туманным И тебя не любить мне позволь.

Курантов бой и тени государей: Россия, ты — на камне и крови — Участвовать в твоей железной каре Хоть тяжестью меня благослови!

Он творит игры обряд, Так легко вооруженный, Как аттический солдат, В своего врага влюбленный!

Скоро ль истиной народа Станет истина моя? <…> Прав народ, вручивший посох Мне, увидевшему Рим!

Восходишь ты в глухие годы, — О, солнце, судия, народ.

Что ж, гаси, пожалуй, наши свечи В черном бархате всемирной пустоты.

И сам себя несу я, Как жертву, палачу.

Я все отдам за жизнь — мне так нужна забота, — И спичка серная меня б согреть могла.

Тянуться с нежностью бессмысленно к чужому, И шарить в пустоте, и терпеливо ждать.

— Не забывай меня, казни меня, Но дай мне имя, дай мне имя!

Какая боль — искать потерянное слово, Больные веки поднимать

И с известью в крови для племени чужого Ночные травы собирать Москва — опять Москва. Я говорю ей: здравствуй! Не обессудь, теперь уж не беда, По старине я принимаю братство Мороза крепкого и щучьего суда <…> Кого еще убьешь? Кого еще прославишь? Какую выдумаешь ложь?

Душно — и все-таки до смерти хочется жить.

— Ничего, хороша, хороша… Я и сам ведь такой же, кума.

Ты должен мной повелевать, А я обязан быть послушным.

Моя страна со мною говорила, Мирволила, журила, не прочла <…> Адмиралтейским лучиком зажгла. Я должен жить, дыша и большевея, Работать речь, не слушаясь — сам-друг…

Не кладите же мне, не кладите Остроласковый лавр на виски, Лучше сердце мое разорвите Вы на синего звона куски… И когда я усну, отслуживши, Всех живущих прижизненный друг, Он раздастся и глубже и выше — Отклик неба — в остывшую грудь.

2

Второй мотив, о котором пойдет речь, замечается редко — принимается за нечто само собой разумеющееся. Но при пристальном чтении СМР он неизбежно попадает в поле внимания как существенное и интертекстуально узнаваемое звено поэтической аргументации. Я имею в виду ключевой «договорной» мотив, служащий риторическим каркасом текста: комплекс, задаваемый конструкциями с за, чтобы, лишь бы только, для^[278] и предикатами сохрани, должна быть и обещаю. В данном стихотворении он определяет конкретный договор^[279], заключаемый поэтом с судьбой (в лице властей предержащих, русского народа, русского языка, литературного процесса^[280]), а в творчестве Мандельштама в целом он представлен очень разнообразно, соответствуя глубокому убеждению поэта, что мир управляется законами высшей целесообразности, «рецептурности», что за все приходится платить, но тем самым жертвы не напрасны, обещают осмысленное будущее и даже бессмертие. Характерными воплощениями этого инварианта являются названные выше служебные и полнозначные слова из СМР, а также широкий круг им синонимичных.