Читаем Поэтика за чайным столом и другие разборы полностью

Огромный бриг <…> Всползая и сползая, терся Об облака <…> Матрос взлетал и ник, колышим, Смешав в одно Морскую низость с самым высшим, С звездами — дно <…> Со стеньг, с гирлянды поднебесий, Почти с планет…

4. Оппозиция тьма/свет:

Мигнул каток шестом флагштока И сник во тьме <…> Как ночь, сукно на нем сидело <…> Как ночь, сидел костюм из шерсти…

5. Ветер как один из лейтмотивов ММ иллюстраций не требует. Представлены также зима, снег, холод и в противовес им огонь, тепло:

С прудов зиме Мигнул каток <…> Был чист каток <…> И вырвал, и задул окурок, И ткнул в сугроб <…> Шатавшихся, как он, без дела Ноябрьских мух <…> Москва в огнях играла, мерзла <…> кипит опять на мысе Седой рукав. На этом воющем заводе <…> Огней и поршней полноводья.

6. Еще один ведущий мотив — маринистский (в том же коде выдержано и Паст-Ш). В ММ не исключено прямое влияние «Decrescendo» И. Ф. Анненского (написанного в «соседнем» размере, см. примеч. 9), где есть и индустриальный «железный» мотив, ср.:

Из тучи с тучей в безумном споре Родится шквал <…> То, как железный, он канет в бездны И роет муть, То, бык могучий, нацелит тучи Хвостом хлестнуть <…> А вслед из пастей за ним стозевный И рев и гам… То, как железный, он канет в бездны И роет муть…[48]

и

Роился шум <…> В разгоне свищущих трансмиссий <…> Огней и поршней полноводья <…> Но в адском лязге передачи… (ММ).

7. Одежда, грудь, руки:

Как ночь, сукно на нем сидело <…> Как ночь, сидел костюм из шерсти Мешком, не вплоть. И эта шерсть, и шаг неверный, И брюк покрой <…> За шапкой, вея, дыбил ленты <…> Как зверски рявкать надо клетке Такой грудной! <…> Стоят, в карманы руки пряча, Как в мастерской. Чтоб фразе рук не оторвало…

8. Опьянение:

И эта шерсть, и шаг неверный <…> Был ветер пьян, — и обдал дрожью: С вина — буян. Взглянул матрос (матрос был тоже, Как ветер, пьян).

9. Метатекстуальность:

Как зверски рявкать надо клетке Такой грудной! <…> На этом воющем заводе <…> Не тратят слов <…> Чтоб фразе рук не оторвало И первых слов Ремнями хлещущего шквала Не унесло.

10. Повествовательность и эмфазы:

Я увидал его лишь только <…>А бриг вздыхал, и штевень ерзал, И ахал трюм <…> Как зверски <…> Такой грудной! <…> Горланит <…>: «Сегодня нет!»

11. Орнаментальная лексика, в частности морская и индустриальная:

каток, шест, флагшток, рогатки, ноябрьские мухи, трактир, Галерная, щебень, мол, фантом, якорь с цепью, борта, реи, бриг, торс, штевень, трюм, стеньги, трансмиссии, сирены, валы, поршни, лязг передачи, ремни, шквал.

12. Введение героя (матроса, превращающегося в бриг и его торс…) в 3-м лице:

Я увидал его, лишь только <…> Он закурил. Был юн матрос <…> Как ночь, сукно на нем сидело <…> Взглянул матрос (матрос был тоже, Как ветер, пьян) <…>. За шапкой, вея, дыбил ленты Морской фантом. За ним шаталось <…> Соленое великолепье Бортов и рей. Огромный бриг, громадой торса <…> А бриг вздыхал <…> Матрос взлетал и ник, колышим…

В этом отношении ММ интересно соотносится с жанровыми параметрами корпуса. Начиная с книги «Поверх барьеров» (1929), ММ включается в раздел «Эпические мотивы». Однако собственно эпическая его составляющая невелика, сводясь к лицезрению перволичным субъектом пьяного матроса (Я увидал его, как только…), а весь последующий сюжет носит сугубо лирический характер — это серия метаморфоз, совершающихся на уровне тропов. Тем самым ММ совмещает — оригинальным образом — черты балладных и лирических текстов. Повествовательные обычно написаны либо в 1-м лице, и тогда «я» является одним из героев, либо в 3-м лице. Исключения составляют «Певец Услад» (см. примеч. 6) и «Световит» Бальмонта, начинающийся в 1-м лице, а потом целиком переключающийся на третьеличного персонажа; но даже и тут в финале осторожно — в качестве не называемого вопрошателя — опять проглядывает лирический субъект:

Мне снится древняя Аркона <…> Я вижу призрак Световита <…> Он на коне — и слишком знает <…> К каким ты нас уводишь чарам, Бог Световит? (Бал-Свет).

Пастернак в ММ не только не возвращается к начальному «я», но и вводит это «я» подчеркнуто повествовательным образом, — ср. его сов. вид прош. вр. (увидал) с наст. вр. у Бальмонта (мне снится; я вижу)[49].

В отличие от бальмонтовского героя, пастернаковский — не бог, а неказистый матросик (правда, мутирующий по ходу сюжета в нечто большее). Этой неказистостью героя ММ перекликается с комической частью корпуса. До смеха дело не доходит, но нарочитое снижение, с вероятной опорой на пародийные квазибаллады, налицо. Ср., хотя бы трактовку одежды и груди и речи героя в ММ (см. выше, в п. 7) и, скажем, у Минаева:

Смотрю и вижу — над поляной Мелькнул капот <…> (И грудь, волнуя, поднимает Ее капот.) (Ми-По); Застигнут новой неудачей, Я начал выть И только громкий лай собачий Мог испустить (Ми-До).


* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки по русской литературной и музыкальной культуре
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

В эту книгу вошли статьи и рецензии, написанные на протяжении тридцати лет (1988-2019) и тесно связанные друг с другом тремя сквозными темами. Первая тема – широкое восприятие идей Михаила Бахтина в области этики, теории диалога, истории и теории культуры; вторая – применение бахтинских принципов «перестановки» в последующей музыкализации русской классической литературы; и третья – творческое (или вольное) прочтение произведений одного мэтра литературы другим, значительно более позднее по времени: Толстой читает Шекспира, Набоков – Пушкина, Кржижановский – Шекспира и Бернарда Шоу. Великие писатели, как и великие композиторы, впитывают и преображают величие прошлого в нечто новое. Именно этому виду деятельности и посвящена книга К. Эмерсон.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кэрил Эмерсон

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука