Поэтика за чайным столом и другие разборы

Ни Гай Кесарь Калигула, ни Мессалина уже не заинтересовали Маргариту, как не заинтересовал ни один из королей, герцогов, кавалеров, самоубийц, отравительниц, висельников и сводниц, тюремщиков и шулеров, палачей, доносчиков, изменников, безумцев, сыщиков, растлителей. Все их имена спутались в голове, лица слепились в одну громадную лепешку, и только одно сидело мучительно в памяти лицо, окаймленное действительно огненной бородой, лицо Малюты Скуратова.

Отметим, что явление очередных персонажей по-дантовски анонсируется соответствующими речевыми формулами, ср.:

Вот первая, взгляни… То… Вот… Вот… А там… (Данте);

Первые… Обратите внимание… Секунду внимания… А вот это… Еще… Ах, вот и она… Этот… (Булгаков).

В плане семантического ореола установка на сопереживание/ностальгию характерным образом перемежается, а то и полностью сменяется иронией. Бесспорным постоянным центром всей композиции является, конечно, Маргарита.

3

Ослабленный вариант подобного обзора можно видеть в сатирических — как правило, вымышленных — каталогах представителей того или иного социального круга. Ср. в «Евгении Онегине» (5, XXVI) перечень шести фамилий гостей на именинах Татьяны, лишь слегка нарративизированный единственным на всю строфу глаголом Приехал:

С своей супругою дородной

Приехал толстый

Пустяков;

Гвоздин,

хозяин превосходный,

Владелец нищих мужиков;

Скотинины,

чета седая,

С детьми всех возрастов, считая

От тридцати до двух годов;

Уездный франтик

Петушков,

Мой брат двоюродный,

Буянов,

В пуху, в картузе с козырьком

(Как вам, конечно, он знаком),

И отставной советник

Флянов,

Тяжелый сплетник, старый плут,

Обжора, взяточник и шут.

Аналогичный список гостей проходит и в 8, XXIV–XXVI:

Тут был, однако, цвет столицы

<…>

Необходимые

глупцы;

Тут были

дамы пожилые

В чепцах и розах, с виду злые;

Тут было

несколько девиц,

Не улыбающихся лиц;

Тут был

посланник,

говоривший

О государственных делах;

Тут был в душистых сединах

Старик,

по-старому шутивший

<…>

Тут был на эпиграммы падкий

На все

сердитый господин

<…>

Тут был

Проласов,

заслуживший

Известность низостью души <…>

В дверях другой

диктатор бальный

Стоял картинкою журнальной <…>,

И

путешественник

залётный,

Перекрахмаленный нахал <…>

Здесь, фигурируют, напротив, почти исключительно обобщенные типы, — примечательная черта некоторых списков, к которой мы еще будем возвращаться^[714]. В прозе на подобном типовом обзоре строится вступительная панорама «Невского проспекта» Гоголя и многие ей подобные, в частности в романах Ильфа и Петрова об Остапе Бендере. Характерное для каталогов напряжение между реальностью и виртуальностью создается тут именно правдоподобностью этих вымыслов.

4

Соотношение разного рода собственных имен и нарицательных типов в сатирических пассажах, в частности у Пушкина, пробегает целую гамму вариаций. Начать с того, что в прижизненных изданиях «Онегина» вместо Проласов в 8, XXVI: 1, стояли три звездочки, которые лишь много позднее были заменены (Б. В. Томашевским) на почерпнутую из черновиков конкретную фамилию [Шапир 2009: 285–288]. Шапир показал также, что в списках провинциальных гостей Пушкин дает «говорящие» фамилии (как в 5, XXVI), в списках московских гостей — имена-отчества (Все белится Лукерья Львовна, Все то же лжет Любовь Петровна… и т. д.; 7, XLV), а в списках петербургских гостей — типы (как в 8, XXIV), и, следовательно, текстологическая инновация Томашевского не просто произвольна, но и противоречит пушкинской поэтике.

Описанием безымянных типов или использованием вымышленных фамилий/имен-отчеств выбор сатирика, естественно, не ограничивается, тем более в откровенных эпиграммах, например в хрестоматийной пушкинской 1815 г.:

Угрюмых тройка

есть певцов —

Шихматов, Шаховской, Шишков,

Уму есть

тройка

супостатов —

Шишков наш, Шаховской, Шихматов,

Но кто глупей из

тройки

злой?

Шишков, Шихматов, Шаховской!

Сочетание эпиграмматичности и списочности дает тройное проведение невымышленного^[715] тройственного перечня, с перестановками и троекратным упоминанием числового слова тройка. Тем самым иронически обыгрывается мнемоническая установка каталогов и гарантируется незабываемость издевательского перечня.