Поэтика за чайным столом и другие разборы

Ср.: «В сознании Анненского символизм, вообще „модернизм“ встретился с <…> опытом социально-психологической литературы <…> [Э]то скрещение принесло своеобразный плод — метод, который <…> можно назвать психологическим символизмом <…> Сцепление человека <…> с окружающим миром — это исходная мысль всей поэтической системы Анненского, определяющая ее психологический символизм и ее предметную конкретность <…> Речь здесь идет о лирике, которая не оперирует прямо мыслями и чувствами лирического субъекта, но зашифровывает их кратчайшим повествованием, сценой, изображением предмета или персонажа <…> Анненский учился у французов <…> сосредоточивать лирический сюжет на одном символически трактуемом предмете <…> [У] Анненского вещь <…> вовлечена в движение. Вещи — скрипка, шарманка, будильник, испорченные часы, горящий фитиль, выдыхающийся детский шар — действуют <…> Через сюжетное движение вещей совершается <…> детализация и конкретизация <…> психологических состояний, которые в суммарной своей форме дали бы только отвлеченно-общие поэтические формулы — тоски, страха, разочарования или творческой радости <…> [Д]ля <…> Анненского специфичнее всего третий тип соотношения между вещью и человеком <…> [п]редмет не сопровождает человека и не замещает его иносказательно; оставаясь самим собой, он как бы дублирует человека» [Гинзбург 1974 [1964]: 313–328].

294

«После смерти Л. Я. ее сахарница <…> попала в дом к сыну Лены [жены Кушнера Елены Невзглядовой] — Мите и его жене Свете, а потом, после этого стихотворения, была торжественно возвращена нам с Леной <…> Тяжеленькая, продолговатая, глубокая, с двумя ангелочками, припаянными с боков, и узорными ручками, на каждой из которых можно разглядеть открытую пасть маленького дракона» (А. Кушнер, электронное письмо ко мне, 17 декабря 2011 г. — А. Ж.). Прислал Кушнер и две фотографии сахарницы, сделанные им самим.

295

Этого стихотворения касается Кушнер в своей статье о Кузмине [Кушнер 2003: 267].

296

Единственное вхождение слова сахарница, отмеченное в поэтическом подкорпусе Национального корпуса русского языка .

297

Автореминисцентно и посвящение — Л. Я. Гинзбург адресовано также стихотворение «Эти бешеные страсти…» (1972).

298

Об этой стихотворной перекличке и ее поэтическом контексте см.: Боровикова 2003.

299

«„В вагоне“ — одно из высших достижений лирического психологизма Анненского <…> Но в данном случае [вещи — ] аксессуары; подлинные же двигатели лирического сюжета — люди. Это стихотворение — образец лирической новеллистичности, удивительной по динамике подразумеваемого» [Гинзбург 1974 [1964]: 339–340].

По линии повествовательности и одновременно «посудности» можно вспомнить популярное в свое время детское стихотворение С. Михалкова «Хрустальная ваза» (1951). Там три школьницы несут любимой учительнице в подарок от класса вазу, роняют ее, разбивают (!), но случившиеся рядом советские люди приходят на помощь и в складчину покупают новую — От штатских и военных — Людей обыкновенных, От всех в живых оставшихся Участников войны, От бывших одноклассников, На встречи собиравшихся, От мальчиков и девочек, От всех детей страны!

У Кушнера сюжет «обратный», но формат, а главное, событийность — типологически общие.

300

У него есть и «посудное» стихотворение — «Тоска белого камня» (1904, опубл. 1910), где постылый узор города компенсаторно сжимается лирическим «я» в рисунок на фарфоре: Так, устав от узора, Я мечтой замираю В белом глянце фарфора С ободочком по краю; с ним перекликается уже упоминавшийся «Фузий в блюдечке» Кузмина (1917), ср.: И весь залив, хоть будь он вдвое шире, Фарфоровый обнимет ободок.

301

Я ограничился рассмотрением текстов, предшествовавших и современных «Сахарнице» (преимущественно в рамках сборника Кушнер 1997), причем исключительно их плана содержания.

302

«Сахарница» написана одним из любимых размеров Кушнера — 6-стопным ямбом с цезурой после 3-й стопы.

303

Увлекательная задача — описать систематическую опору Кушнера, поэта александрийского склада, на поэтику Баратынского, Тютчева, Фета, Анненского, Кузмина, Мандельштама и Пастернака, а также Пруста (Любимый роман, возвращающий время; «Ночной парад», 1977) — оригинальную разработку и органическое совмещение характерных приемов разных предшественников.

304

Такая представительность — типичный вызов, стоящий перед пишущим о «малом».

305

Красноречивее была бы демонстрация инвариантности на примере текстов с разными локальными темами, но это потребовало бы более развернутого изложения.

306