Поэты 1840–1850-х годов

251. ТАРПЕЙСКАЯ СКАЛА Притча

В глубокой древности один законодатель
                 И, как велось, богам приятель,
                 С одним из них в радушный час
                           Сидевши глаз на глаз,
                 Был удостоен откровенья
                           И наставленья,
                 Как сделать сча́стливым народ.
                 Конечно, первое условье
                          Для счастия — здоровье.
Вот он для улучшения своих людских пород
        Постановил в закон: чуть где родись урод
        Иль хворенький иной, иль просто недоношен,
                         Дитя быть должен в море брошен;
        А если быть кому по правилам в живых, —
                        Чтобы ни пятнышка на них,
Ни бородавочки нигде не оставалось,
                       Сейчас чтобы срезалось
                                Иль выжигалось.
Устроен на скале Тарпейской комитет.
                 Набрали членов добрых, честных,
                 Умом, ученостью известных,
                               Хирургов цвет.
                           И в этом комитете
Осматривались все и подчищались дети.
                 Проходит двадцать, тридцать лет,
Вот новое уже явилось поколенье,
Но вовсе не видать в породе улучшенья.
                 Уродов не перевелось.
                 Знать, члены матерей щадили.
В делах политики в расчет не брать же слез,
                 И добрых членов заменили
                              Другими, покрутей;
                 Но улучшение людей
Вперед у них, глядят, всё мало подается.
           Не действует на членов ни арест,
                                                       Ни крест;
                 Смени иного — он смеется
                         И очень, очень рад:
                 В другое место заберется, —
Везде, где ни служи, — везде жирней оклад,
                             Чем в членах комитета.
                                 Смекнувши это,
                                               Сейчас
Оклады увеличили для членов во сто раз,
                 И место сделалось первейшим в государстве.
                 Но улучши́лась ли людей порода в царстве?
                          Член, точно, местом дорожит,
                 Поэтому от всякой малости дрожит
                         И, несмотря на материно горе,
Ребенка всякого почти кидает в море.
                 Оно спокойней и верней —
                                 Дитя отпето
                        И нет вперед ответа.
А если жить и даст по доброте своей,
                 То с пятнышками у детей
                 Обрезав и кругом с запасом,
                             Без носа часом
                 Их пустит в свет иль без ушей
И изо всякого обделает урода.
                            А вместе с тем
Всё прекращалося, и наконец совсем
                 С земли исчезла вся порода.
                 Остались члены для развода.
                           И слышал я вчера:
Потомки их весьма способны в цензора.

1849 (?)

252. УСЕРДНАЯ ХАВРОНЬЯ