Поэты и джентльмены. Роман-ранобэ

Пока еще жив. Но этот пациент мог умереть в любую минуту. Вот в эту самую, например. Чахотка коварна. Даль не выдержал пытку неизвестностью. Скрипнув по вытертой коже сиденья, спросил извозчика:

– Слыхали о такой стране, как Россия?

Болтливые пассажиры извозчику были привычны. Что ж, поболтаем.

– Господин едет в Россию?

Но продолжения не последовало.

Даль с облегчением откинулся на подушку. Итак, новости действительно прекрасны – пока что: Россия существует. О ней знает даже берлинский извозчик.

Значит, пациент еще жив. Еще можно успеть.

Если не успеет, если пациент умрет, пока он трясется на извозчике или в поезде, это, по крайней мере, сразу станет ясно. В миг его смерти история изменится неузнаваемо, в этот самый первый миг России уже не будет. Ни на картах, ни в газетах, ни в башках обывателей.

Извозчик услышал у себя за спиной запоздалый ответ пассажира:

– Нет. В Баденвайлер.

***

Эти горы ему понравились. Обычно горы внушали ему ужас – с той кампании в Афганистане. Но там были бесплодные каменистые кручи. А эти – синие, волнистые. Когда поезд приблизился, Даль увидел, что горы, как мехом, покрыты лесом. Шварцвальд вполне соответствовал своему названию. Городок был низкорослый, опрятный – очень немецкий. Летние сумерки придавали ему таинственность, которой за ним сроду не водилось.

Даль вышел из здания вокзала. И задумался. Где собиралась остановиться русская чета, профессор Эвальд не знал.

– Куда вам, уважаемый господин? – тут же подскочил извозчик.

В Берлине, по крайней мере, они жили в «Савое» – лучшем отеле.

– Отвезите в самый дорогой отель.

Извозчик поклонился почтительно:

– А…

– Багажа не имею.

В руках у путешественника был докторский саквояж. Но поскольку доктора в этом курортном городке были так же привычны, как больные туберкулезом, извозчик тут же выбросил все это из головы.

Лучшей, самой дорогой в Баденвайлере оказалась гостиница «Рёмербад».

– Да, были, – ответил портье. Дородный краснорожий тип с усиками, похожими на двух черных пиявок, приставленных под нос от высокого кровяного давления. Доктора Даля заворожило, как они шевелятся, он почти прослушал объяснение:

– Но господин кашлем беспокоил постояльцев. Мы были вынуждены всепокорнейше просить их съехать.

Даль оторвался от созерцания пиявок:

– Что, простите?

Но ответ уже получил. Пациент выглядел так скверно, что даже этот толстяк все понял. Понял – и испугался.

– Мерзавец! – не сдержался Даль.

Портье выпучил глаза. Пиявки подняли острые хвостики.

– Лучше скажи: испугались, что умрет в вашей гостинице!

Даль стукнул кулаком по стойке так, что подпрыгнули перо, колокольчик, бумаги, а портье моргнул. Вышвырнуть больного… умирающего! Ради чего? Респектабельности? «Рёмербад» был миром, где деньги ограждали от всех бед, включая смерть.

– Куда велено пересылать письма? Ну?

Портье, может, и заспорил бы. В иной ситуации. Но незнакомец слишком хорошо говорил по-немецки. Был слишком хорошо одет. И в светлых глазах его была решимость. Портье, сам бывший драгун, сразу узнал своего, армейского – офицера. А бывших офицеров не бывает. Каблуки щелкнули:

– Пансионат «Фредерике».

Пансионат был миленький, но классом, конечно, ниже. Зато сама фрау Фредерике, которая выплыла на бешеный звон колокольчика, выглядела в точности как портье отеля «Рёмербад». Только в чепце. Да еще налившиеся кровью глянцевитые пиявки у нее были не под носом, а над глазами – служили парочкой бровей. Еще у нее была большая выпуклая грудь. Часики лежали на ней плоско, как на полке. Даль поднял взгляд от часиков – в черные глазки.

– О, – холодно округлила губы фрау Фредерике, – кашель бедного господина так беспокоил постояльцев…

– …что вы всепокорнейше попросили их съехать! – яростно договорил за нее незнакомец. – Куда?!

Та окатила его холодным негодованием оскорбленного достоинства:

– За кого вы меня принимаете? Я не просила их съезжать. Я лишь обратила их внимание, что в гостинице «Зоммер» они найдут более подходящий стол и более привлекательный вид из окна.

Впрочем, про стол и вид она поведала уже двери, в которую доктор Даль выскочил сразу после слов «гостиница „Зоммер“».

Ночь спустилась мгновенно, как на юге. Без долгих сумеречных экивоков (хоть и странно было думать о Германии: юг). Небо стало бархатным, высыпало показать все свои алмазы: купите. Курортная жизнь бурлила, сразу же убедился Даль, выскочив в унизанную фонарями тьму.

Доносились обрывки музыки, говора, смеха. Пахло дамскими духами и едой. Здоровые испытывали собственную прочность. Кто приехал сюда умирать, напоследок глотал земные наслаждения не жуя. Извозчика было не сыскать.

И Даль, привычно зажав локтем трость и шляпу, припустил бегом.

Сердце билось в висках. Съеденный днем на ходу bratwurst постреливал кислой отрыжкой. Приходилось то и дело останавливаться. Вертеть головой. Направо? Или налево? В темноте все выглядело иначе.