Поэты и джентльмены. Роман-ранобэ

Когда он поставил обратно бутылочку с героином, пациент открыл глаза.

– Врач? – просипел по-немецки с сильным русским акцентом.

Даль кивнул.

Щель рта изогнулась в улыбке, зубы были перемазаны кровью. Лицо повернулось в сторону, взгляд остановился.

– Налейте.

Даль проследил за взглядом больного. Увидел серебряное ведерко, в салфетке почивала запотевшая бутыль.

Пациент пояснил:

– Ich sterbe.

«Я умираю». Кодекс чести врача перед умирающим врачом: поднести коллеге последний бокал. Даль отставил ведерко подальше.

Засуетился. Поднял и взбил подушку, помог больному сесть. Тот закашлялся, обрызгав Даля кровяной пылью. В груди его звуки клокотали так, будто она была пустым ящиком. Даль невозмутимо вытер свое лицо, рукав пиджака, той же салфеткой отер пациенту кровь с бородки.

– Ich sterbe, – несколько капризно повторил тот.

Даль и ухом не повел. Пациента это, видимо, слегка задело. Он посмотрел Далю в лицо:

– Вы не Швёрер.

– Нет, – ответил Даль по-русски. – Я не он.

Пациент кивнул:

– Вы галлюцинация, – умиротворенно заключил, откидываясь на подушке. – С такого-то компота. – Он покосился на аптечные пузырьки и закрыл глаза.

Даль со вздохом взял из ведерка тяжелую холодную бутылку. Глянул на этикетку: «Вдова Клико». Недурно. Стал теребить пробку:

– Как изволите. А только у меня к вам вопрос.

Глаза не открылись.

– Вы умеете оперировать контузию бедра?

Хлопнула пробка, Даль придержал ее ладонью. Положил на прикроватный столик. Подставил под шипящую струю бокал. Пациент никак не мог справиться с удивлением:

– Умею ли я? Контузию бедра? Гм. Смотря по случаю, – наконец вымолвил.

– Случай опишу. Огнестрел в нижний отдел брюшины. – Даль с энергичной деловитостью показал на себе. – Вот сюда. Большая кровопотеря. Около сорока процентов. Первую помощь оказал… гм… акушер.

Пациент смотрел круглыми глазами. «Продолжайте», – прочел в его взгляде Даль.

– Переломы крестцовой и подвздошной кости…

– То есть раненый парализован ниже пояса?

– Нет. – Теперь настал черед Даля удивиться. – А должен был?

Но коллега уже перехватил вожжи:

– Анальное недержание? Непроизвольное мочеиспускание?

– Нет.

Пациент фыркнул, но успел прижать к губам салфетку. Отнял с кровавым пятном:

– Тогда крестец не переломан.

– Хм. Выходит, нет, – растерянно согласился Даль.

– Врач, я гляжу, вы тот еще… Ну? Что еще?

– Пульс сто двадцать. Вздут живот.

– Перитонит.

– Перебита бедренная вена!

На этот раз больной фыркнул, не успев прижать салфетку. Кровь веером обдала одеяло.

– Так он помер на месте!

– Вовсе нет! Нет. Его перевезли домой.

– Значит, бедренная не перебита, вы остолоп! Кровотечение из бедренной вены убивает в считаные секунды. Где вы учились медицине?

Даль был ошеломлен. Выходит, он ошибся? И Арендт, Спасский, Андреевский тоже? Все они ошиблись?

– В Дерптском университете, – пробормотал. Бокал нагревался в его руке.

– Шампанское, – напомнил пациент.

– Ах, простите!

Даль подал ему бокал:

– Так что же делать?

Тот пожал костлявыми плечами, с которых чахотка согнала плоть:

– Положить раненого под эфир. Нижний серединный разрез. Вынуть выпот и кровь. Иссечь поврежденную кишку, восстановить непрерывность кишечной трубки. Рассечь раневой канал. Извлечь пулю и осколки костей, кусочки ткани. Санировать и дренировать брюшную полость. Все.

– Он выживет?

Теперь пациент и сам забыл про бокал, который держал в руке:

– Сколько пациенту лет?

– Тридцать семь… С половиной.

– Физическое состояние? Анамнез? Имеющиеся болезни?

– Отличное. Великолепный. Никаких.

– Может, да. Может, нет. Уповать на антисептику и собственные силы организма. С кишками никогда не угадаешь. Бактерии, знаете, пресволочные создания.

За дверью в коридоре послышались голоса. Театрально взволнованный женский. Хриплый юношеский. Дородный мужской – очевидно, найденный доктор Швёрер. Время истекло!

– Но вы взялись бы?

– Оперировать?

– Спасти!

Ручку двери тряхнули. Потом сильно ударили ладонью в дверь. «Антон Павлович! Антон Павлович!»

– Ну? – схватил его Даль за острое плечо. – Взялись бы или нет?

– Взгляните на меня, – вяло отвел его руку Чехов. – Я сам почти труп.

– Пустяки! Я все вам объясню по дороге!

Черты лица сразу обмякли. Он снова закрыл глаза. Бокал в руке опасно накренился.

– Взялись бы или нет?

За дверью бушевало. Женщина: «Антон Павлович! Антон Павлович!» Мужчина: «Коридорный! Ключи! Принесите ключи!» Женщина: «Ломайте же! Ах!» Несколько раз бухнуло – видимо, доктор или студент боднул дверь плечом.

Даль в панике обернулся на дверь. На Чехова. На лице у того проступило легкое отвращение человека, которого никак не оставят в покое:

– Голубчик. Я умираю.

Даль ждать не мог:

– А если я вам скажу имя… этого пациента…

Даль в отчаянии прильнул к самому его уху, придерживая слова ладонями по обе стороны. Отпрянул:

– …вам решать! А ежели хотите дальше умирать, так вперед!

Чехов поднял бокал, посмотрел на пузырьки, тоненькими ниточками взбегавшие к поверхности:

– Давно не пил шампанского.

Пригубил, его губы оставили на хрустале кровавый полумесяц. Скривился:

– Теплое… говно.