Поэты и цари

И тут его осенило. Нужно писать будто бы для себя. Чтобы все, кто прочтет рукопись, сразу поняли – автор не имел никаких иллюзий, что это будет когда-нибудь опубликовано. Лучше всего, если бы ее нашли при обыске или при тайном проникновении в квартиру. Сначала бы никто ничего не понял, подумали бы, что это очередная религиозная абракадабра. Потом кто-нибудь сильно умный сказал: «Знаете что! Не нашего это ума дело. Этого парня сам Иосиф Виссарионович знает. Он ему звонил несколько раз. Тут про Христа много, а Сталин в духовной семинарии учился. Давайте не будем горячиться, а то дров наломаем. Лучше дадим вождю прочитать эту околесицу, а там уже он нам и скажет, что делать с этим белогвардейским недобитком».

А Сталин, прочитав роман, сразу все поймет и скажет: «Э-э-э… братцы! Этого человека трогать нельзя! Он меня сильно и не напоказ любит. И очень правильно все изложил. Я действительно та сила, которая вечно хочет зла, а делает добро… Или, наоборот, делает зло, а хочет добра? Впрочем, не важно. Короче, он написал очень интересный роман, который могу понять только один я. Посему: его не трогать, а дать ему особняк, денег, бриллиантов, ну там картин, машину с водителем и новую молодую тонконогую бабу с красивыми сиськами (3-й номер). Получите и распишитесь, Михайло Афанасич!»

Вообще-то если по-арамейски, то Его звали Иешуа Га-Ноцри. Иисус Назарянин – это по-гречески, то есть в переводе с Его родного языка. Хотя, конечно, все это условно, поскольку для Него все языки – родные. Но если стремиться к аутентичности, в духе Мела Гибсона, то правильно, конечно, по-арамейски.

Пронзительная история последних часов жизни нищего бродячего проповедника, описанная Булгаковым, хороша его вниманием к деталям и не имеет ничего общего ни с одним из известных Евангелий. Иешуа производит впечатление не Сына Божьего, всезнающего, все понимающего и всепрощающего, сознательно взошедшего на крест для искупления людских грехов, а блаженного идиота, в силу своей душевной болезни не видящего людской подлости и низости. Он искренне пытается избежать смерти, говорит благоглупости и вместо мужественного «Ты говоришь!» пускается в сбивчивые и путаные объяснения, что никакой он не царь Иудейский, что произошла ошибка, что он ни в чем не виновен…

Михаил Афанасьевич был из той породы людей, которые никак не могли изменить окружающую действительность, но при этом не могли себе позволить смиренно сносить ее очевидное уродство и свинство.

Вообще-то советские времена можно разделить на две части. Первая, когда против власти нельзя было выступать, поскольку это было бессмысленно: убьют, и все. Выступление против Советов означало верную смерть или длинный срок. Это был такой род самоубийства, противный долгу христианина. Второй же период, начавшийся после смерти Сталина, не был так людоедски страшен. Смирение перед властью в этот период объясняется банальной трусостью и нежеланием терять едва налаженный быт.