Поэты «Искры». Том 2

Ах, где та сторона,
Где был нем сатана
                Века?
Где знавал стар и млад
Наизусть «Аммалат —
                Бека»?
Где наш ярый прогресс
Был для всех темный лес,—
                Братцы,
И всю Русь обучал
Дед Кайданов, как знал —
                Вкратце;
В одах ставил поэт
Вместо Феба в куплет —
                Фебус,
А князь Рюрик не мнил,
Что в науке он был —
                Ребус;
Не пугались мы мглы,
Не стучали столы
                Юма,
Гласность в люльке спала,
Хоть и с гласным была
                Дума;
Акций бурный поток
Вырывать нам не мог
                Ямы,
И на свой идеал
Новый Нестор писал
                Драмы;
Не смущались умы,
Как пел Глинка псалмы
                Слезно,
И нас трагик пленял,
Как порой завывал
                Грозно;
К преньям гласным суда
Мы не были когда
                Падки,
И с крестьян становой
Драл весной и зимой
                Взятки;
Взятки были в ходу,
Жил исправник в ладу
                С роком,
Зимний ветер не знал,
Что Невой он гулял
                Боком[31];
Дни, когда нашу речь
Муж грамматики — Греч
                Правил,
А Булгарин Фаддей
Сильных мира людей
                Славил.
В этот век золотой
Наш смущали покой
                Реже.
Где же та сторона?
Други! те времена
                Где же?

1860

163. ПАРНАССКИЙ ПРИГОВОР

Шум, волненье на Парнасе,
На Парнасе все в тревоге,
И, смущенные, толпами,
На совет сбирались боги.
С гор заоблачного Пинда
И с вершины Геликона
Боги мчатся в колесницах
По призыву Аполлона.

Для чего ж богов собранье
На заоблачном Парнасе?
Кто сей смертный, с тусклым взглядом,
Прилетевший на Пегасе?
Кто он — вялый и ленивый,
Неподвижный, как Обломов,
Стал безмолвно и угрюмо,
Окруженный тучей гномов?..

И божественные гости,
Полукругом став у трона,
С нетерпеньем ждали речи
От красавца Аполлона.
И сказал он: «Смертный! молви:
У богов чего ты просишь?
На земле своей далекой
Ты какое званье носишь?»
И ответил смертный: «Русский
Я писатель! На собрата
Приношу донос вам, боги,
И молю вас — в наказанье
С обвиненным будьте строги.
Он, как я, писатель старый,
Издал он роман недавно,
Где сюжет и план рассказа
У меня украл бесславно…
У меня — герой в чахотке,
У него — портрет того же;
У меня — Елена имя,
У него — Елена тоже,
У него все лица также,
Как в моем романе, ходят,
Пьют, болтают, спят и любят…
Наглость эта превосходит
Меры всякие… Вы, боги,
Справедливы были вечно,
И за это преступленье
Вы накажете, конечно».

Смертный смолк… Вот спорят боги,
Шум и говор окрест трона,
Наконец громовый голос
Раздается Аполлона;
«Мы с сестрой своей Минервой
Так решили, смертный! Право
Твое дело, и наказан
Будет недруг твой лукавый.
И за то он, нашей властью,
На театре будет вскоре
Роль купца играть немую
Бессловесно в „Ревизоре“.
Ты же — так как для романа
У тебя нет вновь сюжета —
На казенный счет поедешь
Путешествовать вкруг света.
Верно, лучшее творенье
Ты напишешь на дороге.
Так решаем на Парнасе
Я, Минерва и все боги».

1860