В тот страшный год протяжно выли волкиПо всей глухой, встревоженной стране.Он шел вперед, в походной треуголке,Верхом на сером в яблоках коне.И по кривым ухабистым дорогам,В сырой прохладе парков и лесовБил барабан нерусскую тревогу,И гул стоял колес и голосов.И пели небу трубы золотые,Что император скоро победит,Что над полями сумрачной РоссииУже восходит солнце пирамид.И о короне северной мечталиРомантики, но было суждено,Что твердый блеск трехгранной русской сталиПокажет им село Бородино.Клубился дым московского пожара,Когда, обняв накрашенных актрис,Звенели в вальсе шпорами гусары.Его величества блюдя каприз.Мороз ударил. Кресла и картиныГорят в кострах, — и, вздеты на штыки,Кипят котлы с похлебкой из конины…А в селах точат вилы мужики!Простуженный, закутанный в шинели.Он поскакал обратно — ждать весны.И жалостно в пути стонали ели,И грозно лед трещал Березины…Порой от деда к внуку переходит,По деревням, полуистлевший пыж,С эпическим преданьем о походе,О том, как русские вошли в Париж.Ах, все стирает мокрой губкой время!Пришла иная страшная пора,Но не поставить быстро ногу в стремя.Не закричать до хрипоты ура.Глаза потупив, по тропе изгнаньяБредем мы нищими. Тоскуем и молчим.И лишь в торжественных воспоминаньяхВдыхаем прошлого душистый дым.Но никогда не откажусь от праваВозобновлять в ушах победы звон,И воскрешать падение и славуВ великом имени: Наполеон.«Воля России». 1927. № 5–6