От нежности тяжелой не уснутьВсю ночь. Не думать и не ждать рассвета.Пусть молодость еще одну веснуВстречает звонким, исступленным цветом.Мы не услышим, мы еще пьяныРазлуки изнуряющим дурманом,И голос искупающей весныВзывает поздно (или слишком рано?).Спокоен сон неполюбивших нас.Мы промолчим. Не назовем их даже.Мы скроем пустоту бесслезных глазИ душ самодовлеющую тяжесть.И будет ночь пустынна, как всегда,На сквозняке больших бессонных комнат.Когда любовь нахлынет — как водаИ нас утопит в нежности огромной.«Современные записки». 1934. Т. 56
«Ветер долго метался в поле…»
Ветер долго метался в полеУ семафоров на черном разъезде;Проволоки выли от жгучей боли,Ждали неслыханной страшной вести.Стали перроны темней и глуше;Поезд твой миновал вокзалы.Я задыхалась в плену подушек,Я начинала читать сначалаНаизусть бессвязные строкиПисем, не полученных мною.Тихо плакали водостоки,Ночь сочилась мутной водою.И любовь умирала трудно, —— Билась долго, крылья изранив.Поезд на путях беспробудныхЗаблудился в глухом тумане.Только я, с пустыми руками,Выйдя в мутный, сырой рассвет,Развернула душу — как знамя,Белое знамя тебе вослед.«Скит». III. 1935
«Я сосчитать ударов не могла…»
Я сосчитать ударов не могла;Опять часы смятеннее и реже.Все тех же парков неусыпна мгла,И улиц перелеты те же.Маячат одинокие углы,И пустота звонит у изголовья.И только версты длинны и светлы,Насквозь пронзенные любовью.Бессильных слез уже не удержать,А радости так было мало.У дальних стрелок снится сторожамДрожание колес на шпалах.Но невозможен больше твой возвратИз страшного неведомого края.Опять часы… И новый час расплат…Я не боюсь. Я умираю.6.11.35 «Скит». III. 1935
БОЛЕЗНЬ
Голубиного зова глушеШум весны за нашим окном.Задыхаются наши души,Окрыляясь жаром и сном.Только сердцу труднее биться,Только новый страшнее бред;Это злые синие птицыЗаслоняют крыльями свет.И опять — безмерная жажда,И опять — что когда-нибудь…Весна не приходит дважды,И от кашля пустеет грудь.«Вся моя жизнь»