Но музыки сорвалось пенье!И взвизгнул брошенный смычок!От этого оцепененьяникто предчувствовать не мог:над обезумевшим оркестром,среди взметнувшихся рядовтак сердцу — стало тесно, тесно!так горлу — не хватало слов!
* * *
Без слез, без гнева и печалис серебряного полотна,бесшумной развевая шалью,неслышно спрыгнула она.И медленно прошла, коснувшисьхолодной тенью жарких рук,но руки сильные послушнолишь воздух замыкали в круг…
* * *
Не зажигались долго люстры.Экран привычно, как всегда,горел настойчиво и грустно:До свидания, господа!
АСТРОНОМ
Давно изжив и славу, и любовь,наскучив жить, не веря в жизнь за гробом,он по ночам седеющую бровьсклоняет над холодным телескопом.Всю ночь, пока в янтарных облакахлучи не вспыхнут розовым посевом,сжимает штифт в ладони кулака,и пальцы тонкие дрожат от гнева.А на заре — в тревожном кратком снеон мечется, кричит в постели:он видит сон — в волнистой белизнераспавшиеся стены опустели;колышется туманом пустота,и в душу радостью плеснув сверх края,над миром медленно плывет звезда,лучами изумрудными сверкая…Звезда, где гнев, и горечь, и тоскаизжиты в мудрости тысячелетий;звезда, которую всю жизнь искали наяву которую не встретит!
«Брось над игрушечной пулей…»
Я счастье балаганное поймаюи научусь прицеливаться строже.Алла Головина…Брось над игрушечной пулейморщить густую бровь,гибкие плечи сутулитьнад пестрой мишенью брось.Здесь полотняные весны,под звездами — полутьма,здесь убаюкали сосныв безоблачном ситце май;здесь и цветы не увянут,и птицам пути нет:только крылом деревяннымвзмахнуть и не улететь.Брось! Отложи монтекристо!
[62]Пусть радостью — навсегдамельница крыльями крестит,на нитке дрожит звезда;пусть с непонятной властьюкартонной цветет весноймир балаганного счастьяутерянных детских снов.1933
Протоптала в снегу дорожкиКаблучками лучей весна.Холод щиплет щеку немножко,Но душа совсем пьяна.Это время чудное такое:Туча сдуру роняет снег.Я поднял воротник, но спокоен.Я поверил шалунье-весне.И никто не боится стужи,Надоела зима полям.Знаю — скоро морщинками лужицУлыбнется теплу земля.Солнцем пьян, над собой неволен,Кверху хвост — ошалел телок.Я поднял воротник, но доволен.Руки стынут — а мне тепло.1924 «Огни». 1924. № 21